Я нашла взглядом подругу. Она смотрела на меня круглыми от страха глазами. Как и меня ее охватила паника. Но почему она ничего не делает?
— Вот, проникла зайцем плутовка. — Обратился Генри к капитану, дернув меня за локоть. Не устояв на ногах, я упала на колени перед капитаном.
— И что мне делать с тобой, красотка? — Он плотоядно улыбнулся, взяв пальцами мой подбородок, что бы я смотрела ему в глаза.
— Прошу, пощадите… я… могу оплотить… высадите меня в первом же порту. У меня есть деньги…
— Не слушайте ее капитан! — выкрикнул кто-то.
— Молчать!
— Филипп прав, Кэп. Баба на коробле — к беде. — осторожно подначивал боцман.
— Верно говоришь, друг мой. Связать негодяйку!
Толпа матросов засуетилась, забурлила, закипела и выплюнула двоих моряков с крепкими путами в руках.
— Подождите! — раздался тонкий юношеский голосок. — Капитан, подождите! Ведь она предложила оплату!
Слаба Богу, Саманта! Она меня выручит. Уговорит, найдет способ.
— Как смеешь, юнга, ты мешать мне вершить суд?
— Жаль ведь… Такую красоту на корм рыбам!
— Предлагаешь пустить ее по рукам, а как матросня насладится, протащить ее под килем?
— Возьмите ее к себе в фаворитки! — не сдавалась Саманта.
Что это она придумала? К этому в фаворитки? Но если такова цена жизни, то я готова на все. Тем более Генри так жестоко предал меня. Он отказался от меня, так пусть я достанусь другому.
— Имя, юнга!
— Сэм.
— Так вот послушай, малыш Сэмми. Еще ни одна женщина не ступала на борт «Акульего зуба», и потому это судно все еще на плаву и ни разу не наткнулось на пиратов. И потому я уже пятнадцать лет ношу звание капитана. И за эти пятнадцать лет ни один засранец не смел перечить моему слову! Чего встали, черви навозные? Привязать девицу к ядру, да руки-ноги покрепче свяжите, что бы не всплыла чертовка, да обратно на борт не забралась! Шевелитесь! А ты, юнга, — капитан снизил голос, взяв за грудки Саманту. — Вздумаешь бунтовать, вслед за красоткой своей отправишься дно морское исследовать!
Меня жестоко стягивали веревками, туже чем, корсетом. Так, что даже дышать было сложно. И не пошевелиться. Гадкие матросы не упускали шанса облапать женское тело. Я вырывалась и кричала. В рот мне засунули вонючую тряпку. А что бы не брыкалась, врезали под ребра, да так, что дыхание перехватило. Они тащили меня, что-то громко крича. От боли и недостатка воздуха перед глазами все плыло, а слух притупился и весь этот шум был словно где-то за толстой стеной. Мое бедное тело онемело, перетянутое веревками. Кляп выпал изо рта в то мгновение, когда я полетела в море.
Миг и я уже под толщей воды. Перед глазами замерла картинка, как Генри спокойно взирает на меня с палубы, а Саманта бездействуя, смотрит, как ее подруга идет ко дну.
Соленая вода стала разъедать мои глаза. От невыносимой боли я кричала. Но моего голоса небыло слышно. Изо рта вырывались только столбы пузырей. Холодно. Темно. И больно.
Морская вода заполнила мои легкие. В горле защипало так, будто его раскорябывали изнутри рыболовными крюками. Голова, словно бы набухала. Что-то давило внутри черепной коробки, пытаясь вырваться из оков моего скелета. Сердце остановилось и закололо. Как будто оно превращалось в лед. Все тело зачесалось. Будто сквозь кожу наружу прорезались тысячи ножей. Я услышала нежное пение, словно тысячи девушек пели хором в несколько голосов:
Погубит деву злой обычай
Рожденный глупою приметой
Убийцы станут нам добычей
Воскресни силой песни спетой!
Вот и все? Значит так выглядит смерть.
Сознание медленно угасало. Последнее, что я успела подумать: Пусть Генри настигнет злая участь, а с ним и Саманту и гадкого капитана! Пусть «Акулий зуб» пойдет ко дну со всеми его сокровищами, а его команда умрет в страшных муках!!!
5 [Саманта]
— Я сам! — Закричала я от ужаса, представив, что будет, если Олаф сейчас снимет с меня рубаху. Я ударила его по руке, отобрала мазь. Он посмотрел как-то странно, но возражать не стал. Я очень надеялась, что он отвернется, но он пристально наблюдал за моими действиями.
Я просунула руки под тканью и намазала грудь какой-то мазью. Только после этого Олаф успокоился и оставил меня в покое. Мазь стала адски жечься. Вот черт! Сначала напоил меня какой-то гадостью, теперь эта штука жжется! Ужас какой.
Но не смотря на это меня одолел сон. Впервые с той ночи, когда утопили Анабель. Прошла уже неделя и мысли о ней преследовали меня. Стоило мне закрыть глаза, мне являлся ее мстительный призрак. Потому я и не могла уснуть все это время. А днем заваливала себя работой, что бы лишний раз о ней не вспоминать, да вот перестаралась. Надо же было так заболеть.