Если в сердце поселяется страх, там нет места мужеству. Перед лицом смерти человек нередко забывает о чести, выдержке, упорстве. Ужас охватил воинов Манжу. Они бежали врассыпную, надеясь вырваться из когтей смерти. Бросившиеся в погоню казахские джигиты без труда снимали их с коней.
— Разожги большой костер! — приказал Сайрык одному из своих людей. — Надо подать сигнал сарбазам Ельчибая. И пусть наши подтягиваются.
Завидев дым, отряд Ельчибая с боевым кличем кинулся наперерез ойротам, им поспешили на помощь еще сто джигитов.
Воины Сайрыка действовали сплоченно. Окружив врага с трех сторон, они наголову разбили ойротов на берегу Таласа, уцелело не более ста шериков.
Манжу увидел Сайрыка, приближавшегося к нему на взмыленном жеребце, и, желая уйти от схватки с предводителем казахов, кинулся вместе со своим конем в Талас. Словно овечья отара, ведомая козлом, его шерики, расталкивая и давя друг друга, бросились в воду с крутого берега. Бурный Талас поглотил их всех до одного.
Сайрык победил, но дорогой ценой. Сто его сарбазов полегли на поле брани, в ста юртах дети будут расти без отцовской ласки, сто молодых женщин уже не припадут к стременам коней своих мужей…
Сайрык долго не мог прийти в себя. «Какие это были прекрасные парни! Если бы не лютая година, каждый стал бы уважаемым человеком в своем ауле, его вожаком. Сколько смелых надежд погибло в их искрящихся глазах! Кто знает, может, из неродившихся детей этих джигитов выросли бы акыны и батыры, мудрецы и ораторы… О чудовищная несправедливость войн! Смерть оборвала не только молодые жизни этих казахов, но и неспетые песни будущих поколений, которые безвестно рассеялись в воздухе. Прощайте, дорогие! Спите спокойно. Вы заслонили сотни жизней, пожертвовав собой, и народ не забудет вас. Я тоже буду помнить вас вечно, расскажу своим землякам, как бестрепетно приняли вы смерть. Я отомщу за вашу гибель, буду сражаться с врагом до последнего дыхания. Ваши надежды сбудутся. Ваше благородство останется в памяти народной. Прощайте, орлы, прощайте герои!» — Сайрык бросил горсть земли на братскую могилу.
Даулен пошел искать своего отца.
Воины устроили привал, накормили несчастных стариков и старух. Привели захваченный врагами, награбленный ойротами скот. Джигиты не могли долго оставаться здесь, поэтому под охраной пятидесяти сарбазов печальная вереница двинулась, а люди Сайрыка собирались примкнуть к ним позже. Они торопились влиться в войско Бокенбая, собиравшего добровольцев.
Даулен вернулся, неся на руках щуплое тело отца.
— Они изверги, Саке. Как я могу забыть об их злодеянии?! — рыдал убитый горем сын.
— Не падай духом, дружище. За отца ты уже отомстил. А теперь мы должны освободить нашу поруганную землю. Мы все почитали Ошаган-бия за его доброту и светлый ум. И свой конец он принял мужественно: предпочел позору смерть от вражеского клинка. Пусть наши булаты умножат его славу. В этот день скорби мы клянемся отомстить за наших павших джигитов и замученных старцев! Клянемся алыми тюльпанами и бурными волнами нашего Таласа! — Молнией сверкнула сабля над головой Сайрыка.
— Клянемся!
— Даем присягу! — взметнули в небо сабли его сарбазы. Когда после полудня отряд выехал в степь, Даулен оглянулся. На выжженном холме, где два дня назад одиноко сидел его отец, как старый беркут, у которого нет сил взлететь, теперь чернел маленький бугорок — могила Ошаган-бия.
«Прощай, коке! Прости меня!»
Второй раз потеряв отца, теперь уже опочившего, джигит смотрел слезящимися глазами вперед. Но глаза его были влажны от ветра, он был тверд душой и собран, как никогда. Даулен огрел жеребца и вскоре поравнялся со своими товарищами.
Федосий действительно заехал в Туркестан и лишь потом встретился с Куатом. Узнав о гибели Жомарта и девяти его сыновей, он онемел от горя.
Куат потряс его за плечо:
— Что делать, Падес! Смерть не разбирает, кого уносит… Так, значит, было на роду им написано. А мы должны жить, слышишь? Крепись! Не падай духом!
— Эх, Куат! Не обманывай себя. Так вы и будете погибать, думая, что это предписано свыше? Куда вы раньше глядели? Джунгары все время угрожали вам мечом. Я удивляюсь вашей беспечности, глупому терпению. Если бы вы подготовились к обороне, не кусали бы сейчас локти! — Федосий был в отчаянье.