Меня вежливо, но настойчиво затащили в ванную комнату, после чего буквально сорвали одежду и затолкали в ванну.
– Хлина, быстро притащила одежду молодому господину, – шикнула на неё моя новая нянька, а сама принялась меня буквально надраивать мочалкой, будто я годами не мылся. – Господин, что же вы так. Совсем перестали следить за собой.
– Так я же только вчера вернулся.
– И выглядели-то как! Солнце милостивое, заросли, совсем не стриглись. Сам грязный, в грязной одежде! Разве так полагается господину ходить в городе на людях? А что другие благородные люди скажут? Вы же род свой позорите!
Я не стал говорить, что был чистым, раз уж на то пошло, и вряд ли кто меня там узнал, и задал другой логичный вопрос.
– А то, что я вернулся с войны? Это не оправдание?
– Что вы говорите такое, господин, – вылила она мне на голову воду, смывая пену. – Род Бранье никогда ни перед кем не оправдывается. Но им языками почесать в радость, дай повод только! И не посмотрят, что вы после войны пришли. Нельзя показывать слабости перед другими. Они используют их против вас. Вам ли не знать, а?
– А сейчас какая разница? Я был чистым, нет?
– Чистым? А чего пахнете так ужасно? Вы где мылись?! И одеты как свинопас, уж простите меня, господин Тэйлон! Уважение людей начинается с уважения к самому себе в первую очередь!
Она кудахтала, как курица-наседка, которой дай только волю.
– Я уважаю себя. К тому же, в такой одежде ходят люди.
– Какие люди, господин Тэйлон? Обычные, безродные, простолюдины. А вы из рода Бранье, младший наследник. Вы хотите расстроить свою матушку?
– Если бы хотел, я бы не стал мыться, мисс Ремингтон…
– Миссис Ривингтон, господин Тэйлон (Да, точно, с названием винтовки спутал). И не видно, чтоб вы мылись, весь грязный и дурно пахнущий, как какой-то мужик с работ на полях. Пагубно повлияла армия на вас, хочу заметить, совсем изменились в худшую сторону.
Следующие пять минут она натирала меня мочалкой так, что едва кожу не стёрла. Заставила встать меня и без какого-либо стеснения помыла везде, где только можно, даже моё хозяйство, после чего усадила обратно и начала смывать пену.
В этот момент в комнату заскочила Хлина. С радостной улыбкой она подскочила к женщине и протянула одежду.
– Держи её, идиотка, – недовольно зыркнула на неё женщина. – Ты видишь, что у меня самой руки мокрые? Никаких сил с ней нет…
– Тогда зачем держите… вернее, держим её? Выгнать, и всё, – пожал я плечами.
Миссис Ривингтон осуждающе посмотрела на меня.
– Зачем вы так, господин Тэйлон… – воздохнула она.
– Разве не ты сейчас только жаловалась на неё?
– И я это делаю с любовью. И уж точно не желаю участи оказаться на улице. Куда выгнать-то? Куда идти ей? Собой торговать? Мир её пережуёт, изуродует и выплюнет. А Хлина хоть и бестолковая, но с добрым сердцем. Не заслужила такого. И я рада, что господин приютил бестолочь и следит за ней.
Это типа батя без задней мысли её приютил? Добрый, что ли? Или трахает её втихую за спиной жены? Нет, я не ищу грязь в каждом, но и не верю в такую доброту. Жизнь очень быстро заставляет тебя становиться циником и в каждом добром поступке видеть корысть, а в любой проявленной доброте – слабость.
Миссис Ривингтон окинула меня взглядом человека, который удовлетворён своей работой.
– Всё, вылезайте из ванны, господин. Хлина! Ты где, дурёха?! Иди сюда, быстро!
Та с чудовищно радостной улыбкой подскочила к нам, словно то, что о ней не забыли, заставляло её жить дальше. Но подскочила так, что поскользнулась и едва не разбила себе лицо о край ванны. Обычно люди, когда падают, бросают всё и пытаются прикрыться руками. Эта же как держала одежду, так и держала, летя лицом в край ванны.
Я её поймал. Ловко поймал, чем заслужил взгляд огромных глаз, полных своего глупого счастья.
– Вот же бестолочь! – дала Хлине подзатыльник Миссис Ривингтон, но та даже не погрустнела. – Совсем глупая, головой не думает… Давайте, господин.
Меня быстро вытерли, после чего нянька самолично натянула на меня одежду. Я бы сказал, что это праздничная одежда, но, видимо, для местных аристократов это вариант нормы. Она стягивала движения и мешала свободно двигаться, не говоря о том, что в ней было неудобно. Но придётся привыкать, по-видимому.
– Ну вот, теперь похожи хотя бы немного на члена рода Бранье, господин Тэйлон, – критично осмотрела она меня. – Я передам вашей матушке, что вас надо подстричь.
– Не стоит…
– Стоит! Вы – член рода Бранье, младший наследник.
Это звучало как своего рода приговор. К тому же, я видел фанатичные интонации в голосе женщины, что значило спор при любом сомнении, если дело касалось этого рода. Мне не нравятся фанатики, если только они не расположены с другой стороны мушки. Скажи что не то, и станешь из друга в заклятым врагом. С другой стороны – от таких можно не ждать предательства. У них такого слова в словаре нет.