Рядом, облокотившись на фальшборт, пристроилась Ушастая. Она даже не посмотрела на меня, её взгляд ушёл куда-то за горизонт, будто она пыталась там что-то рассмотреть. В тёплой одежде и в забавных наушах, которые мне напоминали те, что надевают лошадям на уши.
— Решила составить компанию и помёрзнуть рядом? — спросил я без интереса, так же глядя вдаль.
Ушастая не ответила. Мы постояли так пару секунд, прежде чем она продолжила разговор.
— Думаете, мы успеем спасти их? — негромко спросила она, не глядя на меня. — Служанок?
— Если только они попали в руки Руфусу. Но в таком случае лучше умереть.
— Руфус… это тот больной ублюдок, о котором вы говорили?
— Да, он.
— Люди… — пробормотала Ушастая.
— Он не человек — вервольф, — напомнил я. — А тебя потянуло на жалость к роду человеческому?
— Скажете тоже, — фыркнула она. — Просто больше людей я ненавижу садистов. Этих… существ, которых надо истреблять всеми способами.
— Личные счёты?
— Можно и так сказать, — поморщилась она и посмотрела на меня. — А у вас какие счёты, раз уж зашла об этом речь?
— К чему счёты? — не понял я ход её мыслей.
— Я работаю, чтобы получить причитающееся за это: премии, удовлетворение, уважение, восхищение, привилегии и вознаграждения, включая свой домик. Но вы — совершенно другой разговор, — её взгляд… я не мог его перевести, но смотрела она на меня странно. — Когда вы убиваете, то выглядите живым и настоящим. Но в повседневной жизни словно потерянный, без каких-либо коммуникативных навыков. Вам же не интересно признание, не так ли? И плевать вы хотели на уважение или приз за победу. Вам интересно само действие. Вы словно находите отдушину в этом всём, в этой войне, насилии, убийствах.
— А ты нет?
— Я сказала, что я преследую. Но что преследуете вы?
— Свои цели.
— Цели… — хмыкнула она, переведя свой взор обратно на горизонт. — Зиа эренсу кьасен тиьисенно молен.
— За пределом мечтаний простирается бездна, — негромко перевёл я сказанное. — И?
— Вы бежите за своими мечтами, ломая всё на своём пути, но рано или поздно вы упрётесь в тупик.
— А ты не уткнёшься?
— Мои мечты приземлённее.
— Домик? — улыбка всё же тронула мои губы.
— Да, домик, — кивнула она невозмутимо. — А у вас какие-то проблемы с этим?
— Вот уж не ожидал, что ты у нас семьянинка, — отвёл я взгляд от неё. — Разве ты занимаешься этим не потому, что можешь убивать людей?
— В моём послужном списке не только люди, — хмыкнула она немного высокомерно. — И я лишь выполняю волю свей повелительницы. Я знаю, как закончится моя карьера, я знаю, к чему я стремлюсь, и знаю, что это достижимо. У меня нет счётов к чему бы то ни было. Но вы… вы будто не можете успокоиться, не можете остановиться, пытаясь достигнуть таких вершин, которые нам недоступны.
Философ хренов.
Но, с другой стороны, она права — когда-то этому всему придёт конец, и ведь я даже не знаю, что меня будет ждать потом. Хех… я ведь даже не знаю точно, работаю сейчас или всё это лишь моя собственная попытка найти себя на воле и вернуться к тому ремеслу, к которому привык.
— И всё же ты не выглядишь как та, кто действительно хочет мирной жизни.
— Вечно бегать и убивать — это значит однажды провалиться и умереть. Умереть где-нибудь в камере или в канаве. Даже лучшие, как я, иногда ошибаются, оступаются и случайно погибают от рук какого-нибудь неудачника. Поэтому я хочу уже осесть и получить что-нибудь поспокойнее. Я только и делаю, что выполняю работу ради своей повелительницы: убиваю, выслеживаю, краду, убиваю. Это весело и интересно, конечно, но… устала уже. Вы должны были быть моим последним заданием.
Она посмотрела на меня недовольно, но без злости, словно я просто доставил ей море неприятностей, но не более.
— Не смотри на меня так.
— Так ведь это же из-за вас, — заметила она недовольно.
— Ну преследовала свои цели, я свои.
— И я одержала вверх! А меня наказали! Могли бы и не сопротивляться, раз уж речь зашла.
— О как, я и виноват.
— Естественно. Было бы странно, если бы я винила себя за то, что хорошо делала свою работу.
— Ты ведь людей ненавидишь. Тебя наказали за излишнюю жестокость, а не за то, что ты плохо выполнила работу.
— Я хорошо выполнила работу — я привезла вас. Да и было бы за что любить людей-то…
А вот в последнем чувствовалась не высокомерие, а… словно что-то старое и больное, которое уже не душило резкой болью, но ныло и мешало спать по ночам.