— Не думал, что это скажу, но… Иногда я жалею, что Освальд… Только не обижайся, ты мне, как сестра, и я привязался к тебе, ты мне дороже всех. И, ты знаешь, я вступлюсь за тебя хоть перед кем, но… Я все равно чувствую себя до сих пор не в своей тарелке. Одиноко. Мне кажется, что будь хотя бы он… — Закатив глаза и прорычав что-то невнятное, Йегер присел рядом, благо, что одежда позволяла. Будь Эрен в костюме, то никогда бы уже не позволил себе такую вольность. — Просто я не понимаю Эрвина, не улавливаю его ход мыслей. Он чужой для меня, хотя и вызывает доверие. Думаю, он добьется своей цели, но… Дурацкий сегодня день. — Эрен провел ладонью по лицу. — Ненавижу такие волны, я сразу становлюсь размазанным и от меня мало пользы. Еще и цветы эти… В носу до сих пор запах стоит.
— Знаешь, я понимаю. Мне казалось, что если я буду со своей парой, все сложится само собой. Но я же вижу, они до сих пор сторонятся меня, считают странной. — Саша улыбнулась. — Впрочем, главное, что у меня есть такой классный брат! Просто день плохой. И десятилетие отвратительное. Я совершенно не могу вписаться, но благодарна за штаны. Они ужасно удобны.
— Не представляю, как вы все это время таскали на себе столько тряпья. Жутко неудобно. Но. Никому не говори. Я припрятал на всякий случай несколько курток и брюки. Ощущаю в такие моменты себя… Старым? Или наоборот молодым? Но я так скучаю по своим сапогам, кожаной одежде. Так что, если что, говори, что нужно будет тебе. Мои таланты достать все, что захочется, никуда не исчезли. — Рассмеявшись, Эрен приобнял Сашу за плечи.
— Ах ты хитрец! Ладно, обязательно обращусь. — Саша усмехнулась. — Зима только-только закончилась, а здесь уже словно лето. Отвратительная страна, никогда здесь не нравилось.
— Мне нравится в Дании. Нравилось в моем штате. Но только в то время. Сейчас я предпочту более ровный климат, полезный для костей. — Йегер откинулся на спину, улыбаясь. — Хотел бы побывать в Румынии. Сравнить, ради интереса. Думаю, когда-нибудь точно там побываю. Но сейчас… — Резко поднявшись, он потянул Сашу на себя. — Пойдем, пока нас не спохватились.
***
Ночь в Дании всегда нравилась Эрену своей тягучей молчаливостью, некой сдержанностью и даже холодом. Но была в ней и частичка тепла, которую он улавливал и хранил бережно до самого утра. Это почти невозможно было объяснить, но Йегер спокойно спал именно под датской луной. После возвращения из Америки он пару дней ощущал опустошенность, которая проявилась вновь и отразилась на его поведении: частые приступы агрессии, увеличившийся аппетит и снизившаяся концентрация. Его словно вновь вырвали откуда-то и поместили в карцер, лишив общения с кем-либо.
Сны Эрену почти не снились, как и многим другим, но иногда ему везло погрузиться в какое-нибудь воспоминание и прожить его вновь. Своеобразный акт мазохизма — желание вызвать подобные сны. Но так он мог побыть с Микасой. Мог вспомнить свою бандитскую жизнь. Даже ветер, когда он несся на Призраке, был до ужаса реалистичен.
Только в этот раз сознание сыграло весьма злую шутку с Йегером. Он вновь стоял в своем городе. Вокруг рассыпались в пепел дома, догорали оставленные разодранные трупы, и Эрен даже поморщился от запаха, вдарившего в нос и заползшего в сам мозг. Все вокруг было мертво и серо. Ощутив на спине чей-то взгляд, он обернулся, и сделал шаг назад. Освальд стоял ровно таким, каким Йегер его запомнил. Настоящий аристократ. Только вместо притока благодарности Эрен приблизился к Освальду и отчетливо дал понять то, что сидело в нем столько лет:
— Ты! Ты старый козлина! Доволен? Доволен своим планом? А мной? Как тебе такой сынок, отец? Ты доволен тем, кем я стал? — Голос Йегера взвился, и он сжал лацканы пиджака Освальда. — Ты бросил меня совсем одного, а я еще и вынужден переживать по этому поводу! Мне эта херня совсем не нравится!
— Я должен был уйти. Мне не нравилось убивать, но я… — Освальд застыл. Его серые глаза безразлично оглядывали пепел и полуразрушенные дома. — Но даже если так, ты — лучшее мое творение. Мне жаль, что я не дал тебе того, что должен дать создатель.
— Жаль? — Яростное негодование вспыхнуло в Эрене, и он тряхнул Освальда, только сильнее сжав ткань. — Тебе просто жаль?! Я умирал во всех смыслах, когда ты свалил на меня все эти чувства! Ты хоть понимаешь, на что обрек меня? Старый извращенец и садист! Думаешь, мне было мало своих страданий, так ты еще и свои на меня повесил. Я пережил все за тебя! Каждую твою гребаную эмоцию! Я один. Понимаешь? Один, мать твою! И вынужден какого-то хера еще и учиться вести себя в этом чертовом проклятом обществе, в котором чувствую себя до сих пор чужим.
Отстранившись, Эрен поник, опустив руки. Его голова склонилась, когда он рухнул на колени, подняв в воздух серые ошметки. Они липли к его лицу, застревали в волосах, а в носу щипало от едкого запаха гари.
— Это было важно! — Освальд рявкнул, но сразу же отвернулся, задумавшись, отошел от него в сторону. Он был подавлен. — Но все пошло не так. Они нарушили… обманули. Матерь злится. Теперь даже их предсказатель работает с натяжкой. К ней приходят сложные, до ужаса спутанные видения. Даже из чистилища я слышу, как она истошно кричит.
Освальд наклонился, чтобы зарыться рукой в пепел.
— Все это не стоило и цента, если сравнивать с тем, что мы чувствовали. Смерть не так страшна, как то, что будет после. Я так был убит горем все эти столетия, что гнался за возможностью упокоения. Но теперь… Теперь я понимаю, что мог получить его при жизни. Оно было бы специфичным, но возможным.
— И что это? Что я должен делать, скажи? — Йегер поднял на него взгляд, полный болезненного ожидания. — Отец… Я не справляюсь. Ни с чем.
Запах горелой плоти становился сильнее, тело жгло сильнее, но Эрен продолжал смотреть на Освальда, не двигаясь с места.
— Аромат сциллы весной прекрасен, я почувствовал его даже после смерти. — Освальд выглядел озадаченным. — Я все никак… Не могу вспомнить. Я должен что-то рассказать. Это важно. И тяжело. Но ты должен быть благодарен за то, что я теперь способен приходить к тебе. Я приду снова. Когда вспомню. Но запомни, что в этом мире ничего не происходит просто так.
— Ну так вспомни! — Йегер встрепенулся, вновь оказываясь рядом, всматриваясь в лицо, которое до недавних пор ненавидел. А сейчас же испытывал небывалую грусть, приправленную злостью на доставшееся одиночество. — Или мне благодарить тебя за какие-то непонятные фразочки? Ты бросил меня почти сто лет назад, а все никак не можешь вспомнить?
— Я мертв, Эрен. Возможно частично. — Освальд вдруг строго глянул на него. — Некоторым вещам нужно отлежаться, чтобы они снова вернулись ко мне. Не будь капризным ребенком, веди мою кровь достойно. Я понимаю, что причинил боль. Но это было во благо. В последние года перед смертью я занимался чем-то очень важным. Ты должен найти мой дом, на это уйдет время. Там могут быть записи, которые я вел… Впрочем, мне пора. Даже с прочной связью я не могу часто находить тебя во сне. Это искусство, которое мне не было подвластно. Но ты еще молод и не до конца раскрыл свой потенциал. Не расстраивайся из-за ошибок. И не зови его отцом. Это меня злит. Александре тоже передай, что таким образом она предает память о моем брате.
— Прости, отец. — Эрен отступил, виновато смотря под ноги, замечая, как пепел змеями вился под его ногами, создавал водовороты и растворялся, утягивая его в темноту. Туда, где вновь в голове бились прежние мысли, воспоминания.
Вскочив на кровати, Йегер прижал ладони к лицу, и, убрав их, заметил смазанные красные разводы. Спешно умывшись, Эрен прислонился лбом к стене, раздумывая, что это только что было. Какого хрена он вообще вдруг признал Освальда настолько, что прочно ощущал его присутствие?
— Еще дополнительного надзора не хватало, — пробурчал Эрен, натягивая штаны. Наверное, следовало поговорить с Сашей, выяснить… Может, ей было известно хоть что-то об этом. Или сочтет за совсем поехавшего? Вряд ли. Она всегда понимала его, поэтому Йегер прижал ладонь ко лбу.
Запах гари так и продолжал его преследовать, и из-за этого голова кружилась, как при первых приступах воспоминаний, сопровождаемых слабым цветочным ароматом. Опять. Йегер нахмурился, силясь прогнать его из памяти. Распахнув плотные шторы, чтобы попытаться вытравить вкус пепла, он застыл, рассматривая нежные тонкие голубые цветки в небольшом горшочке. Что-то сдавило в груди, а на плечи словно вновь легли мягкие аккуратные пальцы Микасы. Эрен зажмурился на мгновение, а после коснулся нежных соцветий подушечками пальцев, вдыхая аромат, от которого по телу пробегались мурашки. Он стоял, будто погрузившись в собственную реальность, отчетливо слыша ее голос, чувствуя тепло ее губ, мягкость ее кожи. Не сдержавшись, Йегер прижал пальцы к своим холодным губам, даже не пытаясь усмирить щипание в глазах, из которых тонкой струйкой вырвалась мутная розоватая жидкость.