Выбрать главу
Он здесь, у пояса, зашит, Над ним из раны — кровь, А в нем, как в гнездышке, лежит Далекая любовь.
Но некуда его послать: Во рву живьем зарыта мать, Родной отец сожжен… Возьми, мой друг, и старшине Отдай мой медальон!
А тот — Крестьянин костромской, Седеющий солдат — Плеча касается рукой И парня на руки берет И выпрямляется, высок: — Давай-ка в медсанбат!..
…Прошли года. Текли года, Как в реках быстрая вода, И это — все, что стало сном, Что было наяву, — Теперь стучится ночью в дом:
— Живешь, сынок? — Живу!
И парень на завод идет И сам с собою речь ведет: — Ну, как забыть я только мог Фамилию его?!
Да, да! Конечно, это он, Крестьянин костромской: В глазах живые Васильки — Полей России огоньки, И волосы как лен. — Здравствуй, здравствуй, Иванов! — Нет, не Иванов! — Здравствуй, здравствуй, Кузнецов! — Нет, не Кузнецов! — А может быть, Петров?
Но вот из древнего ларца Он достает портрет, Портрет родителя-отца, Тот, что сберег сосед.
И говорит родной отец, Глазами говорит. — Да успокойся наконец! — Глазами говорит.
В конечном счете, суть не в том, Кто спас тебя И где он: близко, вдалеке, На Волге или на Десне, На Каме или на Оке, — Он здесь, во всей стране!..
Да, да! Конечно, это он, Он самый, костромской. В глазах- живые Васильки — Полей России огоньки, И волосы как лен…

1948

Чудесная сила

Пер. Р. Сеф

Беззвездной ночи сбросив груз И полон свежих сил, Рассвет огнем залил Эльбрус И песню разбудил.
Скал очертания строги, Мир полон тишиной… Но что такое? Чьи шаги Я слышу за спиной?
Знакомый голос: — Не спеши, От смерти не уйдешь… Молись, несчастный, — для души И миг один хорош.
Я за тобой брожу везде, Пора на отдых мне, Не тонешь ты в любой воде И не горишь в огне.
Но наконец попался, друг, Отрезаны пути. На этот раз из этих рук Живому не уйти.
Молись. Взгляни еще разок На эти небеса. Смотри, как белый свет широк И как остра коса…
— Ты рано, смерть, я не спешу Отправиться с тобой. Пощады я не попрошу, Готов на смертный бой!
— Ты кто? Откуда столько сил? Я зря сюда пришла?! Скажи мне, кто тебя родил — Огонь или скала?
— О нет! Я женщиной рожден, Но сила есть одна, Не страшен ей ни бег времен, Сильней, чем смерть, она.
Ты спросишь, где ее исток? Гляди! Он рядом — вот! Он в схватке выстоять помог, Зовут его — народ!

1956

Отцовская азбука

Пер. Ю. Мориц

Смотрю в окошко памяти моей: Суббота юная нисходит с небосвода, Качает ветер синеву морей И колыбель уставшего народа. Спи, каменщик, портной и музыкант! На облаке послушном, как теленок, Плывет тарелка — золотистый кант, А на тарелке — хала и цыпленок. На улицах ни звука, ни лица. Пуста скамейка и квадрат крыльца, Никто не рассуждает у ворот. Как сладко спит его величество Народ! И в тысяче других печальных ноток Я различаю храпа саксофон, Виолончель простывших носоглоток И насморка хронического звон. А мимо лавок с урожаем летним, Где помидоры прямо из огня, Идет еврей с мальчишкой пятилетним, Немыслимо похожим на меня. Он говорит: — Осел, чего ты плачешь? Хорош характер у моих детей! И так за все на свете деньги платишь, Еще завелся чертов грамотей. Какой букварь? Чтоб я о нем не слышал! Ты видишь, сколько вывесок, дикарь? Не плачь! Ведь я с тобой на рынок вышел, Чтоб ты увидел собственный букварь. Пожалуйста, учись по русским буквам, По вывескам к горячим свежим булкам, По надписям над плоскими часами. Но там, где ходит с длинными усами Процентной нормы неусыпный страж, — Туда не надо! Там букварь не наш. Там скучно, очень дорого и тесно… Ах, Мойшеле, смотри, как интересно:     Алэф — А,     Бейс — Б,     Гимл — Г. — Так милая великая Россия, Сама полуголодная, растила Мальчишек из еврейского квартала, Таинственные надписи читала: «Хлеб», «Мясо», «Парикмахерская», «Ларь». Прекрасен и бессмертен мой букварь! В снегах славянских под кровавой ношей Соленых полыхающих бинтов Я трижды умереть, как Шварцман Ошер[7], За мой букварь священный был готов. И в подмосковной огненной долине, Когда хрустел под танками январь, Я, как Паперник[8], был готов на мине Взорвать себя и защитить букварь. Меня терзали горе и утрата, Но за руки вели меня всегда Два мальчика, два близнеца, два брата — Кудрявый Алэф и курносый А, Мой первый май и первое двустишье, Мой первый сад и первый соловей. Стучат, Стучат, Стучат, как дождь, по крыше Они в окошко памяти моей, Целуют щеки, губы и глаза. Ведь я — цветок, случайно уцелевший, На той войне случайно не сгоревший. Я — дома, и живут в моей скворешне Кудрявый Алэф и курносый А.
вернуться

7

Ошер Шварцман (1889–1919) — советский поэт.

вернуться

8

Паперник Л. X. — снайпер, Герой Советского Союза. Погиб в 1942 г.