Прицел твой точен, как закон
Великого Паскаля.
Но шаг чеканит каблуком
Гестапо, зубы скаля.
Смотреть — не сметь! Рыдать — не сметь!
Стрелять — не сметь тем боле!
Как это рядом — жизнь и смерть,
Через тропинку боли.
Воскресни! Магия стиха
Заставит сердце биться!
О, смерть не будет так строга —
И таинство случится!
Воскресни! Я твой вздох ловлю,
Как ловит скрипка ноты.
Воскресни! Я тебя люблю,
Как мог любить лишь Гёте.
1959
Пою тебя, Эстерл…
Пер. Ю. Мориц
Весеннее
Внимание! Я счастлив! О друзья,
Я огорошен солнечным известьем.
Весна-царевна шествует предместьем,
Она идет к воротам городским.
По утренним долинам и лугам
Ее сопровождает птичье войско.
И, как подсвечник с капельками воска,
В лесу сияет елка. Сто чудес!
Внимание! Над розовой землей
Летает нежных облаков колонна
И Песней Песнь поэта Соломона,
Царя и мудреца, поют скворцы.
Сегодня утром очень тонкий палец
Забарабанил в стеклышко мое:
— Пора! Гони печаль. А ну ее!
Давай ключи от городских ворот:
Давай стихи от городских ворот.
Пошевелись, поэзии скиталец.
Необычайно светел этот свет.
Согрей свое простуженное горло.
Весна-царевна ждет у входа в город;
Открой ворота и скажи Весне:
— Войди, Любовь!
А Смерть — останься вне!
* * *
Влюбленные, спите спокойно.
Звезда молодая, плыви!
Да будет покаран достойно
Любой, кто мешает любви.
Влюбленные, спите спокойно.
Луна, на рассвете седей!
Я знаю, что горе достойно
Испытывать счастье людей.
Влюбленные, спите спокойно.
Вселенная держит свирель.
Поэзия трижды достойна
Раскачивать вам колыбель.
* * *
Вы можете смеяться, да, —
Сошел с ума! Причуда!
Но знайте раз и навсегда:
Я свято верю в чудо.
Не потому, что хрустнуть мог
Вполне у смерти в пасти,
А потому, что мой порог
Перемахнуло счастье.
Так вот: совсем-совсем один,
Как музыка в шкатулке,
Я вдоль по комнате ходил
В Армянском переулке.
Давно маячил март в окне,
Стихи, как почки, вздуло,
И голубь залетел ко мне
И сел на спинку стула:
— Очнись, дикарь, постель стели.
Поставь, как люди, кресло!
Она идет из-под земли.
Она… Она воскресла!
И ветер — в дверь, и пламя — в печь,
Осиной бьется рама.
О, у меня исчезла речь —
В дверях стояла мама.
Ее сережки! Молодец!
На пасху из ломбарда
Для мамы выкупил отец
Два глаза леопарда.
Она! Пусть я умру — она!
Ах, как помолодела.
Когда исчезла седина
И выпрямилось тело?
— А ты по-прежнему — стихи… —
Как маленького гладит. —
А продают ли за стихи
Картошку на оладьи?
Скажи, убавилось ли зла,
Прибавилось ли хлеба?
Смотри, я звезды принесла
Тебе с седьмого неба.
Молчи, догадываюсь я:
С поэтов звезд хватает.
Но эта звездочка — моя,
Она во рту растает.
Да, я воскресла! Я — жена
Тебе до смерти самой.
Да, я давным-давно жила,
Была твоею мамой.
Я огорошен! Это бред!
Такого быть не может.
На много, много, много лет
Она меня моложе.
А голубь гулит: — Сатана!
Не ты писал ли прямо:
«Поэту не нужна жена.
Нужна поэту мама».
И пламя — в печь, и ветер — в дверь
Стихи дышать мешают.
— Теперь, — кричат они, — поверь,
Что мертвых воскрешают!
* * *
Моя песнь тебе, Эстерл, моя песнь!
Моя жизнь тебе, Эстерл, моя жизнь!
Вот я весь, моя Эстерл, вот я весь.
Будь здорова, Эстерл, моя жизнь!
Будь здорова, Эстерл, я — живой.
Спас меня, о Эстерл, облик твой.
Будь здорова, Эстерл! Седина —
Это лучше, Эстерл, чем война.
Это, слышишь, Эстерл, — пустяки.
О, спасибо, Эстерл, за стихи!
О, спасибо, Эстерл, — мой пророк.
Жгут язык мой, Эстерл, жала строк.
Но тебе открою, право,
Рифмы — горькая отрава.
Временами эти рифмы
Превращаются в порок.
Это стыдно, Эстерл, — рифмовать
Имя той, которую целовать.
Рифмовать, укладывать, упрятывать в строфу…
Это стыдно, Эстерл! Фу!