* * *
Не надо, Эстер, не надо.
Не надо ни клятвы, ни слов.
И смертных зароков не надо.
Пускай не покинет совесть
Никого, нигде, никогда.
О Эстер! Меня укусила однажды
Змея из печальной, но мудрой сказки,
Которую мне рассказала мама.
Сказка о змее
Начало доброе, худой конец.
О, голос мамы — песенка скворца!
Вернулась королевна во дворец
И в слезы — нет ларца.
Огонь танцует в печке голубой.
Метель танцует на ветвях ольхи.
Меня уводит мама за собой
По лесенке, по лесенке — в стихи.
Уже орет на площади гонец:
— Тот, кто найдет потерянный ларец,
Получит в жены дочку короля
И горы хрусталя.
Пастух веселый щелкает кнутом,
Домой торопит молодых овец.
А за прудом в сиянье золотом —
Лежит ларец.
— Что за находка! Ай да счастлив я!
Скорей посмотрим, что блестит внутри. —
Открылась крышка, вылезла змея
И укусила. Вот тебе — смотри!
Хихикали над ним стада овец:
— Хи-хи, нашел! Хи-хи, открыл ларец!
Хи-хи, поверил в дочку короля
И в горы хрусталя.
…Себя ночами спрашиваю вслух:
— Что я нашел? Чем заплатил тогда?
Опять обманут королем пастух,
И мама справедлива, как всегда.
* * *
Любовь совсем не многословна.
А ненависть — наоборот.
Любовь в словах своих условна,
А ненависть — наоборот.
Но у любви одна примета:
За ней невидимая тень
Идет, как за спиной предмета,
Как ночь — за днем, за ночью — день.
Она дороги пробивает,
С любовью вместе гнезда вьет.
И даже изредка бывает:
Любовь мертва, а тень — живет.
Они идут, как дверь — за дверью,
За хлебом — соль, за тканью — нить.
И ни одной из них потерю
Мы не сумеем заменить.
* * *
— Пей любовь спокойно, от краев — до донца,
Будешь помнить долго этот запах солнца.
Разве можно залпом пить такой напиток,
Счастье превращая в камеру для пыток?
Это — не отвага, а сплошное детство.
Отличай обжорство от священнодейства, —
Говорила мама, тогда еще живая,
Маленькие раны мои переживая.
О, двадцатилетние! Вы смеетесь в ярости.
Слышу! Слышу: — Ангелом сделался на старости.
* * *
Смотрю на секундную стрелку…
Как ветер — вершины лесов,
Она обегает тарелку
Моих неподвижных часов.
Как часто ее лихорадит,
Знобит и в мороз, и в жару!
Занятно, чего она ради
Летает, как мяч, по двору?
А эти, счастливая пара,
Идут незаметно почти.
Любимая, это недаром —
Им дальше и дольше идти.
1959
Забытые картины
Пер. Ю. Мориц
1
Ночь в Минске
Как детям, сладко спится палачам.
Ко всем приходит сон в плаще белесом.
И лишь тюрьма в ознобе по ночам,
Как юноша, больной туберкулезом.
О, крепко минский губернатор спит
Под мерный гул осенних длинных ливней!
А в скверике простуженно сипит
Слепой голодный белорусский лирник.
В замерзшем сквере лужицы мелки,
Отсвечивают тускло и лилово,
И в каждой отражаются белки
Недвижных глаз поющего слепого.
Еще я мальчик. Я еще дрожу,
Когда брожу кварталом нееврейским,
Я в белорусе сходство нахожу
С тем Авраамом, пастухом библейским,
Что был в холстину грубую одет.
Поет Старик, бредет он спотыкаясь.
Спит губернатор. Пьянствует кадет.
И туча в небе — как бездомный аист.
Осенних ливней грязь и кутерьма.
Как ровно в спальне губернатор дышит!
Готовится этап. Не спит тюрьма.
И будущий чекист листовку пишет.