С падением Монсегюра катаризм в Окситании фактически умер. Отдельные крепости, построенные на труднодоступных вершинах, еще около двух десятков лет предоставляли убежище катарским пастырям, но вскоре и они перешли в руки французов. В 1258 году, когда в результате военных операций установилась граница между Францией и Арагоном, французы получили в свои руки последние цитадели окситанских сеньоров, расположенные в гористых районах края Фенуйед. В начале XIV века, когда «Юг Франции допел свои последние песни» (Шишмарев 1972: 267), догорели и последние костры, в пламени которых покинули этот несовершенный мир последние альбигойцы. Катаризм, еще сто лет назад угрожавший вытеснить Католическую Церковь из Окситании, усилиями инквизиции перешел в разряд истории идей: людей, исповедовавших его, в альбигойских краях более не осталось. Современные попытки возрождения катаризма в Окситании относятся преимущественно к идеологическим спекуляциям. В 1970-е годы, в контексте движения за национальную автономию, альбигойские войны даже приравняли к национально-освободительной борьбе с захватчиками-колонизаторами[843], подтверждая тем самым, что незримая граница, проведенная между севером и югом Франции, не исчезла до сих пор. Не угасает интерес к эзотерической стороне учения «добрых людей» и оставленному ими в наследство потомкам загадочному «сокровищу», которым многие считают Святой Грааль[844].
«Песнь о крестовом походе против альбигойцев» — единственный памятник окситанской литературы, объединивший в себе два жанра: исторического повествования и эпоса. Первый автор, Гильем из Туделы, вдохновленный описаниями заморских крестовых походов, создал поэтическую хронику альбигойской войны, воспев графа де Монфора и его воинство, отважно разящее еретиков. Продолживший сочинение Аноним перевел конфликт в сферу трагического столкновения идеалов, выработанных окситанским обществом, с насилием и вероломством, насаждаемыми Монфором и его баронами. Религиозная распря отступила на второй план, на первый вышла идея национального единства Окситании, борьба за независимость южнофранцузской нации и посрамление ее врагов. Эпический размах, присущий отдельным пассажам поэмы Гильема, в поэме Анонима достиг своей кульминации. Оба автора создали произведение, обогатившее не только окситанскую, но и мировую литературу Средневековья, и оно по праву заняло достойное место среди литературных памятников прошлого.
И.О. Белавин
О концепции литературного перевода «Песни о крестовом походе против альбигойцев»
Давно подмечено, что переводы сродни женщинам: «Если верны, то некрасивы, а если красивы, то неверны». Этот афоризм Сафира Мориц-Готлиба[845] актуален и по сей день. Поэтому литературный перевод должен органически сочетать в себе взаимоисключающие вещи, традиционно определяемые как «дух и буква перевода». Существует мнение, что поэзия в принципе непереводима, поскольку связана не столько со смыслом сказанного, сколько со структурой лингвистического сообщения. И переводчику приходится «переводить непереводимое» (Влахов, Флорин 1986: 10), защищая при этом как эстетические позиции, так и содержательность, заданную изначальным текстом. Однако вряд ли следует ориентироваться на некую условную «золотую середину», балансируя между буквалистским подходом («переводом для литературных производителей», по выражению М.Л. Гаспарова (Поэтика перевода 1988: 48)) и вольным пересказом оригинала. Переводчик иноязычной поэзии пытается сохранить информационную насыщенность и основополагающие свойства оригинального произведения, перенося его как единое целое в иную систему координат, каковой является язык-приемник. Когда же помимо чужого языка переводчик имеет дело еще и с исчезнувшей реальностью, каковой в нашем случае является Средневековье, его задача усложняется вдвойне, ибо воспроизводить черты этой реальности следует бережно и подробно. В этом случае переводческий труд приближается к труду реставратора старинных книг и храмовых фресок.
843
Подобные мотивы звучат в целом ряде работ 1960—1970-х годов. См., напр.: Lafont 1963; Roquebert 1972.