Песнь о крестовом походе против альбигойцев

Громите вашего врага, что гибель заслужил!
Враг смерть и горе нам принес, великий гнев внушил.
Сей недруг отроду кичлив. Француз, являя пыл,
25 Свой стан кольчугою двойной укрыл и защитил,
Но я по опыту сужу, что ни один не стал
Себя до пяток одевать в железо и металл.
В колени бейте чужаков, им заходите в тыл!»
«И да свершится правый суд!» — так каждый возгласил.
30 Когда в долину по мосткам тулузский люд сошел,
То все кричали: «Смерть врагу!» — и говорили, мол,
Числом французский гарнизон в сравненье с ними мал...
Однако доблестный Ла Мотт за спесь их отругал.
«Сеньоры, — рек друзьям Ла Мотт, — услышьте мой глагол:
35 Сулит удачу не число, но бьющий в цель укол.
Пусть холм на крепость не похож, пусть он и пуст, и гол,
Но там нас ждет стена щитов и копий частокол».
Тут всяк какое ни на есть оружье в ход пустил,
Стрелою, пикой иль копьем пронзить врага спешил,
40 Рубил баварские щиты и шлемы сокрушал —
И с кровью вражеской свою на том лугу смешал.
«Еще усилие, друзья, — сеньор Арнаут вскричал, —
И будет дьявол побежден, носитель злых начал!»
«Бог видит вашу правоту!» — так каждый отвечал.
45 И вновь атака началась. Повсюду шум стоял.
Ла Борд, уверенный в бою, разил и нападал,
И стойкий духом Люзеньяк, которым гнев владел,
Всегда к отпору был готов и бился, как умел.
Я рад хотя б упомянуть тех, кто врага громил,
50 И Арбуа, и Годафрэ, который сердцу мил,
Бернара, рвущегося в бой, Анри, что храбр и смел,
И многих рыцарей других, в ком дух не ослабел.
Презрев гордыню парижан и бремя папских булл,
Тулузцы бились до конца, куда бы ветр ни дул.
55 Сражаясь, тот рубил мечом, тот острый дрот метал:
Тут всяк со всеми наравне свободу обретал.
«Взбирайтесь, рыцари, на холм! — к бойцам Изарн воззвал. —
И коли вспомните совет, что сам Казнак вам дал[703],
То вскоре станут чужаки лишь грудой мертвых тел».
60 И бой, вдвойне ожесточась, повсюду закипел.
Смутились рыцари Креста. Тулузцам час приспел
Гнать вон спесивых гордецов, что вторглись в их предел,
Крушить и камень-бриллиант, и драгоценный лал,
Что розой цвел на шишаках и шлемы украшал.
65 Народ Тулузы парижан в той битве превзошел;
И ни один из чужаков от смерти не ушел:
Мечи работали вовсю — и всяк, от крови шал,
Французам ноги отсекал и кости сокрушал.
Когда ж к воротам Монтолью плеснул сраженья вал,
70 Не диво, что зеленый луг вмиг стал от крови ал:
Стал цвета утренней зари и розою расцвел.
С утра — лишь солнце поднялось и краски мир обрел —
Монфор явился в Божий храм, Господень чтя престол,
Но службы ход прервал гонец, пятная кровью пол.
75 «Не время медлить! — рек гонец. — Иль весь наш род пропал…
Вы слишком набожны, сеньор, тогда как враг взалкал
Победы в яростном бою и путь к ней отыскал.
Уже тулузцы нас громят! На поле брани пал
Гарнье, в крови — Готье, Тома, сражен стрелой дю Кар,
80 А Вуазен и Эмери, скажу вам не в укор,
Стеной вкруг лучников сойдясь, дают врагу отпор.
Еще чуть-чуть, и воронье начнет кровавый пир,
И вам победы не видать, сколь ни являйте пыл».
Монфор от горя почернел, стал скорбен и уныл.
85 И так воскликнул, будто он признанье проронил:
«Господь, разбей же наконец моей судьбы фиал
Иль дай победу над врагом, что Церковь прочь изгнал!»
Затем к дружинам и полкам Монфор гонцов послал
И всем товарищам своим велел и приказал
90 Седлать арабских скакунов, отвагой полня взор,
Крепить на панцирях ремни, дабы избегнуть зол.
Сам первый доброму коню граф шпоры в бок вонзил;
За графом, стяги развернув, с которых Лев грозил,
И за Сикаром де Монто, что путь им указал,
95 Лавиной двинулись бойцы, не опустив забрал.
Средь первых — доблестный Берзи, чей острый меч блистал,
Рикьер, пришпорив скакуна, быстрее всех скакал,
И столь был звонок стук копыт, столь грозен шум и гул,
Как будто это гром гремел, шел дождь и ветер дул.
100 Вот словно снежной пеленой застлало близь и даль,
Смешались рыцарей ряды и засверкала сталь.
Смертельный ужас в первый миг тулузцев охватил;
И враг, напав на горожан, их в бегство обратил,
Казалось, доблесть сражена и чести пуст престол...
105 Но снова силы для борьбы тулузский люд нашел.
О, это был жестокий бой! Оружьем всяк бряцал,
Смешенье шлемов и клинков, каменьев, стрел, зерцал
Казалось бешеной рекой, потоком, полным сил.
Один стрелок, что арбалет в засаде разместил,
110 Прицелясь, твердою рукой свою стрелу пустил
В сеньора Ги[704], верней, в коня, на коем тот воссел:
Стрела попала в глаз коню, столь точен был прицел.
В тот миг, когда был ранен конь и граф в седле привстал,
Второй стрелок пустил стрелу и смертью смерть попрал:
115 Пробив и латы, и дублет, тот выстрел распорол
Сеньору грудь и левый бок, кровь обагрила дол.
Во гневе сделал тут Монфор, что делать не дерзал:
Он поднял к небу кулаки, вздохнул, и застонал,
И так воскликнул: «Милый брат... Господь мне изменил,
120 Ущерба недругам моим на грош не причинил,
Меня же выбил из седла, с коня на землю сбил!»
Пока печалился Симон и с братом говорил,
Тулузцы мощный камнемет, что плотник смастерил,
Установили на стене[705], дабы вести обстрел,
125 И камень, описав дугу, над лугом пролетел,
Туда попав и угодив, куда сам Бог велел.
Кремень, ударив прямо в шлем, Симона с ног свалил,
На части челюсти разнес и череп раскроил,
Сей камень стукнул графа так, что граф весь почернел,
130 И тотчас рыцарю сему досталась смерть в удел.
На то, что пал Симон Монфор, всяк взоры обратил,
И, как обычаи велят, Жослен его накрыл
Прекрасным голубым плащом. Из тех, кто осадил
Тулузу, даже паладин, что в битвах поседел,
135 Под шлемом слезы проливал, взор к небесам воздел.
«Всевышний, Ты несправедлив! — так каждый возопил. —
Погибель графа допустив, Ты всех нас подкосил:
Граф был достойный человек и верный Твой вассал,
А Ты позволил, чтобы он как пес околевал!
140 Лить кровь за веру? Ну уж нет! Творя сей произвол,
Ты всех нас, Боже, обманул, в тоску и ужас ввел».
Всем сердцем каждый паладин о графе горевал;[706]
И тело понесли туда, где клир ученый ждал,
Клонились скорбно клобуки, и важный кардинал,
145 Свершая службу и обряд, кадилом помавал.
Тем часом радостный гонец тулузцам передал
Ту весть, что, видно, за грехи Симона Бог призвал,
И все решили, что Господь им милость даровал
И солнце доблести взошло, коли погиб бахвал.
150 Объяла радость все сердца. Во храмы люд валил,
И всяк во здравие свечу возжег и засветил,
Весь город клики испускал и в барабаны бил,
И звон больших колоколов над Божьим миром плыл.
Так кровожадный граф Монфор, что зол и грозен был,
155 Как нехристь, камнем был убит и дух свой испустил.
В Тулузе радость началась. Весь город ликовал,
И вторил флейтам и рожкам и бубен, и кимвал.
Прошло еще немного дней, и враг осаду снял.
Всё бросив, рыцари ушли, никто не занимал
160 Ни стан, ни церковь Сен-Сернен. Стоял с поклажей мул,
Но было некому нести дозор и караул
И те богатства охранять, что шелк шатров сокрыл.
Однако войску горожан, как то Господь судил,
Достались дорогой ценой плоды кровавых дел:
165 В бою пал славный Аймерик, о коем всяк скорбел
Всем сердцем и душой.