Выбрать главу

И от себя с позором прогонят, может быть;

А коль в доспехах явитесь, вам не дерзнут грубить".

И внял старик советам горячего юнца.

Едва вооружиться успел он до конца,

Как бернцы окружили его со всех сторон.

Был этим Хильдебранд седой немало удивлен.

Он их спросил: "Куда вы с мечами наголо?"

"Пусть видит дерзкий Хаген, как много нас пришло,

Иначе он обидит и вас насмешкой злою".

И согласился взять старик соратников с собою.

Заметил смелый Фолькер, из зала бросив взор,

Что Дитриховы люди пересекают двор

Щиты у них на локте, мечи блестят в руках,

И королей предупредил скрипач в таких словах:

"Подходят к залу бернцы, и мнится мне, вражда,

А не стремленье к миру их привела сюда,

Иначе бы доспехи им были не нужны.

Боюсь, и с ними будем мы затеять бой должны".

Едва отважный шпильман все это досказал,

Как Хильдебранд с дружиной пришел ко входу в зал,

На землю щит поставил и закричал гостям:

"Богатыри, что Рюдегер худого сделал вам?

Мне господин мой Дитрих велел спросить у вас,

Не ложное ль известье он получил сейчас

И правда ли, что вами маркграф убит в бою.

Коль это так, нам не избыть до смерти скорбь свою".

Сказал владетель Тронье: "Известие правдиво,

Хоть я б желал, чтоб ложью его считать могли вы,

А Рюдегер достойный остался жив и цел

И не пришлось оплакивать нам всем его удел".

Когда известно стало, что впрямь маркграф убит,

Все Дитриховы люди заплакали навзрыд.

Текли у бернцев слезы со щек, бород, усов.

Унынье преисполнило сердца лихих бойцов.

Промолвил герцог Зигштаб, один из их числа:

"Отраду нашу битва навеки унесла.

Пал тот, кто кров и пищу давал нам в дни изгнанья.

До срока меч врага прервал его существованье".

Сказал печально Вольфвин, бесстрашный удалец:

"Когда б сражен сегодня был мой родной отец,

Я и тогда навряд ли скорбел бы так душой.

Не вынести его жене утраты столь большой".

Могучий Вольфхарт гневно воскликнул в свой черед:

"Кому теперь придется вести войска в поход,

Как их водил когда-то бехларенский маркграф?

Нас, амелунгов, навсегда осиротил он, пав".

От этих слов заплакал он сам еще сильней,

С ним - Хельфрих, Вольфбранд, Хельмнот и много их друзей,

А Хильдебранд бургундам, рыдая, возгласил:

"Молю вас сделать то, о чем наш государь просил.

Велите труп из зала к порогу принести,

Чтоб мы могли оплакать и с честью погрести

Того, кто свято верность хранил друзьям своим

И нам, лишенным родины, и вам, и остальным.

Мы, бернцы, здесь чужие, и он чужим был тоже.

Поэтому нам в просьбе отказывать негоже.

Должны, хотя б по смерти, маркграфу мы воздать

То, что от нас он вправе был при жизни ожидать".

Державный Гунтер молвил: "Хвала и честь тому,

Кто и по смерти друга готов служить ему.

Мы, люди, умираем, а верность - никогда.

Почтите же усопшего - был добр он к вам всегда".

Но тут вмешался Вольфхарт: "Просить нам надоело.

Извольте-ка, бургунды, немедля выдать тело.

Оплот и радость нашу убили вы в сраженье,

Так не мешайте хоть предать маркграфа погребенью".

Скрипач ему: "Не ждите от нас таких услуг.

Возьмите тело сами, коль нужен вам ваш друг

Лежит, в крови купаясь, он недвижимо здесь.

Вот этим и окажете вы Рюдегеру честь".

С трудом сдержался Вольфхарт и так сказал в ответ:

"Уймитесь! Нашу рану вам растравлять не след.

За грубость, сударь шпильман, воздал бы я с лихвой,

Не запрети нам Дитрих наш вступать с гостями в бой".

Промолвил Фолькер бернцу: "Блюдет запреты тот,

Кому их малодушье нарушить не дает,

И я отнюдь героем не назову его".

Одобрил Хаген от души речь друга своего.

Могучий бернец вспыхнул: "Горазды вы шутить,

Но ваш язык сумею я так укоротить

И так расстроит скрипку вам мой клинок булатный,

Что вы меня попомните, прибыв на Рейн обратно".

Ответил Фолькер: "Будьте уверены вполне,

Что если струны скрипки расстроите вы мне,

То, прежде чем вернусь я на Рейн родимый вновь,

Ваш ныне столь блестящий шлем покроет ржою кровь".

Племянник Хильдебранда рванулся к двери в зал.

По счастью, дядя силой задиру удержал.

"Как видно, ты рехнулся, коль обнажаешь меч.

Ведь это может на тебя гнев Дитриха навлечь".

"Пустите льва на волю, - опять съязвил скрипач.

Вам, старец, с ним не сладить - он чересчур горяч.

Но как бы смел он ни был, я так его приструню,

Что заречется у меня он похваляться втуне".

Поносными словами был бернец разъярен.

Себя щитом надежным прикрыл поспешно он

И шпильману навстречу помчался, словно лев.

Пустились вслед за ним друзья, придя в великий гнев.

Как ни был Вольфхарт молод, проворен, полон сил,

А все же старый дядя его опередил

И первым устремился по лестнице к дверям.

Вот так был амелунгами навязан бой гостям.

Скрестили грозный Хаген и Хильдебранд клинки.

Неукротимой злобой пылали смельчаки.

Звенели и трещали щиты в руках у них,

И красный ветер поднялся от их мечей стальных.

Но в этом поединке взять верх никто не смог:

Противников с собою унес людской поток,

И проложить друг к другу не удалось им путь.

Меж тем схватились музыкант и Вольфхарт грудь на грудь.

Неустрашимый бернец рубнул бургунда так,

Что вплоть до самых стяжек рассек на нем шишак;

Но тут удар ответный нанес скрипач мечом,

И искры из брони врага посыпались дождем.

Безудержная ярость кипела в их сердцах.

Дымились от ударов кольчуги на бойцах.

Но смелый бернец Вольфвин их развести сумел.

Кто встал меж двух таких врагов, тот в самом деле смел.

Пример радушья Гунтер в тот день являл собой:

С любым из амелунгов был рад вступить он в бой;

А Гизельхер и брата бесстрашьем затмевал:

Он шишаки десятками на бернцах разбивал.

Сын Альдриана Данкварт был мужествен всегда.

Немало гуннам сделал и раньше он вреда,

Но все ж ни с чем сравниться не может тот урон,

Который братом Хагена был бернцам нанесен.

Шли Ритшард, Гербарт, Хельфрих и Вихарт на врага