Те казались растерянными и злыми одновременно. Простите, ребята – не в том настроении меня поймали. Я всё ещё надеялся, что они уйдут с миром, чтобы позаботиться о раненых товарищах – но они и не думали отступать. Сговорились наконец – и ударили сдвоенными разрядами, накрыли меня сверху огненным дождём. Мой защитный панцирь такого не выдержал, слабо хлопнув на прощание, и жидкое пламя пролилось на спину, на плечи, наполняя взор алой пеленой нечеловеческой боли.
Малолетние глупцы даже обрадовались, видя мои мучения – слышал их довольные голоса, видел зубастые ухмылки – и потому даже ахнуть не успели, когда я с места прыгнул вперёд, одним махом покрывая расстояние между ними и мной. Молодые колдуны заверещали, как поросята, когда пламя с моих рук перекинулось на их головы – запахло палёным волосом – и огненная лава, льющаяся сверху, тотчас иссякла.
Я их отпустил не раньше, чем испугал напоследок, едва не придушив всё ещё тлеющими руками. В выпученных глазах я видел неизбежный страх и безмерное удивление – обыкновенные чувства на пороге смерти. Разжал пальцы я вовремя: никто из судорожно цеплявшихся за мои запястья парней не успел даже сомлеть.
Поднявшись, я огляделся. Кажется, не убил никого: оклемаются, никуда не денутся. Затем посмотрел на свои обожжённые руки – рукава мантии сгорели дотла, также, как и рубашка – повёл обгоревшими плечами, чувствуя прохладу стремительно подступающей ночи. Огонь унялся сам – сбил, когда повалялся на земле с неумёхами-колдунами. Хорошо хоть, кожаные штаны остались нетронутыми – иначе срамота. Хотя лохмотья, оставшиеся от мантии и нижней рубашки, заменить теперь нечем: приехал в гильдию оборванцем.
– Сибранд! Ты что здесь устроил?!
Я обернулся: к нам знакомой стремительной походкой приближалась госпожа Иннара, за спиной которой прятался, прилипая то к одному, то к другому кусту, бледный как смерть Бруно. Полукровка, видимо, желал бы оказаться на краю света, только бы не здесь – вот только ослушаться неофициальную главу гильдии не решался. Он ли привёл сюда дочь Сильнейшего, или она захватила его по пути, уже не имело значения: бедняга оказался не в то время и не в том месте.
– Хоть не убил никого? – охватив быстрым взглядом «поле битвы», всё так же резко поинтересовалась Деметра. – Великий Дух, у Гастона кровь! Кто-то ещё ранен?
Ранеными оказались все пятеро, не считая, конечно же, меня, и Деметра нахмурилась ещё сильнее.
– Зачем, Сибранд?
Я вспыхнул. Кровь ещё не успокоилась после горячей стычки – горячей в самом прямом смысле, раздери меня Тёмный!
– У них спроси, госпожа Иннара! – резче, чем хотел, отозвался я. – Зачем отобрали у меня время, которое и так утекает, как вода сквозь пальцы!
Деметра даже растерялась от моего напора, отступила на шаг назад: видно, страшен я был.
– Прости, варвар, – невнятно пробормотал кто-то из юнцов. – Так, пошутить с тобой хотели…
Я не удержался, сплюнул. Глянул на примолкшую бруттку. Сколько слов вертелось у меня на языке в тот миг! Столь разных, что я сам себя испугался: не брежу ли после драки? Выругаться бы, что теряю здесь время, напомнить бы про обещание, высказать, что думаю про их гильдию, потребовать более частых встреч…
Хвала Духу, промолчал. Выхватил свой двуручник из балки, осторожно отодвинул низкорослую женщину с дороги и направился к конюшням. За мной никто не шёл, вопросов лишних не задавал: в этом заключалось главное преимущество и основной недостаток здешнего негласного кодекса – не лезть в чужие дела. Вот и в мои никто соваться не стал.
Даже когда я вывел осёдланного Ветра из стойла и, запрыгнув в седло, направил коня к единственным воротам крепости. Спиной я чувствовал пристальные взгляды оставшихся внутри магов, но оставаться с ними ещё дольше не мог – не выдерживал безумного давления, чужой среды, а самое главное: потерял из виду цель. Вместе с ней ушла и вера.
Олан навсегда останется болью моего сердца: безвольный, умалишённый и слабосильный сын, ставший проклятием всего рода. Теперь в сторону и старших моих сыновей с опаской будут глядеть соседи, упреждая своих дочерей, чтобы и не думали на Сибрандовых молодцев глядеть: не приведи Дух, нарожают таких же, как их проклятый брат…
Уже совсем стемнело, когда я добрался до Унтерхолда. Ворота ещё не закрыли на ночь: вечер стоял чистый, ясный, даже на скалистой дороге, которой я добрался к толстым стенам города, не повстречался ни один зверь – мир засыпал вместе с солнцем.
Внутрь меня пропустили, несмотря на потрёпанный внешний вид, без лишних вопросов: всё же свой, земляк. Даже в Сикирии возникли бы проблемы, хотя я и вырос в тёплых краях, и говорил на сикирийском чище, чем многие жители столицы. Здесь всё куда проще – вскоре я уже ехал когда-то знакомыми переулками к западному району, морщась от неприятной боли в спине и плечах. Молодые колдуны постарались на славу, так что ожоги ещё долго не сойдут. Интересно, сумею ли когда-нибудь бить магов их же оружием? Или так и останусь против них, как дикарь, с оглоблей наперевес? Никогда, никогда прежде я не знал столь сокрушительного поражения после кажущейся блестящей победы! Ничего не получается, ничего не понимаю в проклятых колдовских формулах!
Три седмицы прошло – нет, пролетело! – а чего я добился за это время?! В тесный круг меня приняли лишь такие же отбросы, как я сам: толстый земляк, полуальд, которого другие отделения побрезговали взять из-за нечистой крови, да взбалмошная дочь зажиточного купца из Сикирии! Даже Дина, чьей истории я не знал, смотрела свысока на наше разношёрстное собрание… Если бы не Зорана, которая помогла мне разжиться запасами пергамента и перьев, я бы до сих ушами на занятиях хлопал. Долг юной сикирийке я планировал отдать тотчас, как раздобуду денег – для того и направился в нижний город: чтобы меня после отъезда никто плохим словом не поминал.
В здешней таверне, как я помнил, менялы принимали самоцветы да выдавали за них грабительскую плату. Вот и пригодились драгоценные камешки, которые нашёл у убитого альда ещё в Живых Ключах! Что должен, отдам; куплю себе ещё новую рубашку взамен сгоревшей, остальное привезу домой – понадобится, поди: впереди у моих детей долгая жизнь. И хотя лететь им придётся самостоятельно, я ведь могу – и должен, пока ещё в силе – слегка подтолкнуть их от земли.
– Сибранд! Капитан Сибранд! Неужели это правда, и ты перебрался в наши края?
Не слезая с коня, я обернулся, тоскливо предчувствуя долгий разговор. На что я надеялся, въезжая в город, где меня знала половина стражи из бывших легионеров? Не знаю, в каком звании теперь ходил капитан Витольд, но выправку бывший соратник сохранил отменную. Хотя и значительно ниже меня, седовласый мужчина казался крепче за счёт коренастого телосложения и мощных, как брёвна, рук. Несмотря на кажущуюся тяжеловесность, передвигался Витольд на зависть легко, будто вовсе не касаясь ногами мостовой. Капитан особых дел не шёл – скользил над мёрзлой землёй, бесшумно, быстро, неуловимо. Когда-то мог я попасть к нему в распоряжение, да к роли шпиона оказался непригоден. Ещё дядя Луций говорил, мол, воин из меня отменный, а вот разведчик никудышный, – никогда мне им не стать…
Время показало, что даже мудрый наставник порой ошибался.
– Великий Дух, Сибранд! Это кто тебя так? – без предисловий поинтересовался бывший соратник, когда я выбрался из седла. – Будто Тёмный заглотил в свою огненную пасть да, побрезговав, выплюнул…
Ответить мне не дали – Витольд кивнул в сторону тихой таверны, притаившейся в углу небольшого сквера, поросшего угрюмым низким кустарником, и я подчинился: попросту не нашёл предлога, чтобы сбежать. Да и не сбежишь у капитана особых дел…
Ветра оставил в стойле; привязывая поводья, огляделся. Вечерело, в таверну стягивался ночной народец. Может, кто другой нашёл бы компанию воров, убийц и мошенников неподобающей – Витольд же чувствовал себя здесь, как дикий зверь в лесной чаще. Старожилы узнавали имперского легионера, но не нарушали негласного кодекса, призывающего не лезть в чужие дела. Кодексу подчинялся и капитан Витольд.