Как я и подозревал, дверь подвала оказалась распахнута настежь; выл сквозной ветер, пахнуло смрадом заплесневелых помещений. Примешивался сюда и ещё один запах – сладковато-гнилостный, тошнотворный, знакомый до ломоты в зубах.
Делая шаг за шагом по затянутой мелкой паутиной лестнице, я всё больше жалел о том, что нет при мне ни верного двуручника, ни добрых доспехов. Это магам вроде Сильнейшего не страшен противник, каким бы ни был, а мне, адепту первого круга…
Я шёл на тусклый свет наугад, ступая осторожно, почти бесшумно – вот ведь пригодилась наука капитана Витольда – но кроме шмыгнувшей мимо меня крысы живности больше не попадалось.
Не нашлось её и в обширном зале, откуда лился серый свет опрокинутого на каменный пол и ещё тлеющего факела. Я нагнулся и подобрал его. С высоты моего роста вспыхнувший с новой силой живой огонь осветил каменную могилу, и грязное словцо сорвалось с моих губ, пока я поспешно ретировался назад, в узкий, затянутый паутиной коридор.
Оттуда я осмотрелся внимательней. Кажется, мертвецов насчитывалось человек шесть, но лишь один из них истекал кровью, уставившись неподвижным взглядом в низкий свод. Помочь мастеру Грею я уже ничем не мог; способ, которым с ним покончили убийцы, не оставлял шансов на жизнь. Внутренности несчастного были разбросаны по пыльному подвальному полу, и в кровавом озере лежали пятеро остальных – вот только выглядели они так, будто их только что выкопали из земли, насильно пробудив от долгого посмертного сна.
Оцепенение продлилось недолго. Бросив факел, я бросился обратно, перепрыгивая через несколько ступеней; больно ударился лбом о низкий свод подвальной двери, ругнулся сквозь зубы и помчался по винтовой лестнице наверх, в обсерваторию.
Я не помню, сколько в этот раз длился порывистый, торопливый подъём. Когда я взлетел на верхнюю площадку, задыхаясь не от усилий, но от дурного предчувствия, меня встретила лишь тишина пустынной обсерватории, вонь горелой плоти, липкий чёрный пепел на каменном полу, – и обугленные останки мастера Дамиана, Сильнейшего мага стонгардских земель.
Проклятый альд снова находился при ней. Я наблюдал за ними с другого конца внутреннего сада, мечтая, чтобы жениху госпожи Иннары прямо сейчас упала на светловолосую макушку какая-нибудь глыба. Ну, пусть хоть тот же теоретик Бруно вновь не совладает с магией земли, и созданный им каменный град накроет высокого альда с ног до головы.
Поговорить с Деметрой не получалось уже третью неделю. Облачённая в тёмные одежды, госпожа Иннара не замечала адептов и не говорила с мастерами, лишь время от времени отдавая короткие приказы Оуку или мастеру Йоакиму, – единственные, с кем она общалась. Ну и, конечно, сложно игнорировать присутствие заботливого жениха, который буквально не отступал от своей невесты ни на шаг.
– Сибранд! – задыхаясь, позвал меня Айлин. Воспользовавшись тем, что товарищ зазевался, его тут же треснул по голове соперник, смуглый сикириец Войко. Спас шлем, но Айлин всё же не удержался, отмахнулся от товарища ледяной иглой, разбившейся, в свою очередь, о вовремя наброшенный колдовской щит. – Можно против тебя?
Я молча взялся за одноручный меч, приготовившись к обороне. Как ни странно, вооружение и доспехи отыскались на складах крепости, которыми заведовал тот же старый оглум. Оука я уважал с каждым днём всё больше: зеленокожий, кажется, вовсе не спал, трудясь на благо гильдии едва ли не круглосуточно. Вторую половину дня и до поздней ночи он сидел в библиотеке, поскольку обыкновенно именно в это время туда стекались адепты. Вставал же он раньше всех и обретался либо на складах, где занимался наследием прежних владельцев крепости – то же вооружение, которым здесь никто не пользовался, досталось магам от старых хозяев – либо на конюшнях, где ухаживал за лошадьми. Встречал я его и у подвалов крепости: оказывается, и от них у Оука хранились ключи. Впрочем, не у него одного – иначе мастер Грей не отбивался бы от толпы оживших мертвецов и остался бы жив в ту ночь.
Я рассказал Деметре всё, что знал, став первым нежеланным вестником дурных новостей. Помню, как побелело и без того бледное лицо бруттской колдуньи; как, прямо в ночной рубашке, она выбежала из покоев и помчалась вниз по лестнице, перепрыгивая через несколько ступеней сразу. У нижней площадки госпожа Иннара всё же споткнулась, и я не успел её поддержать; но тотчас вскочила вновь и бросилась через широкие залы к боковому коридору, откуда лестница уводила наверх, в обсерваторию.
Я был рядом, когда Деметра признала в сгоревшем дотла теле своего отца, и я поймал её, когда, отпрянув назад и споткнувшись в этот раз уже о подол длинной рубашки, она упала мне на грудь. Рванулась прочь, но я удержал: не служили дрожащие ноги своей хозяйке. Я не отпускал её даже тогда, когда, путая слова на четырёх языках, она велела мне убираться, обзывала глупым варваром и дикарём, когда била кулаками в грудь, оставляя дымящиеся следы на новой рубашке. А потом бруттская колдунья разрыдалась, обмякнув в моих руках, и я больше ничем не мог помочь её горю.
– Это я, я виновата, Сибранд… – стонала, уткнувшись носом мне в грудь, маленькая женщина. – Это из-за меня… Грей… и он тоже… это я попросила… прости, прости, прости…
Деметра вымаливала бы у мертвецов прощение ещё дольше, если бы я не увёл её тотчас подальше от жуткого места.
– Госпожа, ты неодета, – проронил я, когда бруттка неистово затрясла головой в ответ на моё предложение. – Здесь скоро будут люди…
Лишь тут Деметра обратила внимание на то, в каком виде стоит передо мной. Резко отвернувшись, она вскинула ладонь над телом отца, накрывая его плотным колдовским щитом. Затем повернулась ко мне.
– Им не нужно знать, что ты пришёл сюда первым, – белыми губами выговорила она. – Прошу тебя, больше никому. Я знаю, что ты… не способен на подлость, но они… Если ещё и ты пострадаешь из-за меня, я… Сибранд, я не смогу так жить. Ступай… ступай!
Ступай.
Я ушёл, и с тех пор мы ни разу не заговорили друг с другом. Это выматывало больше всего. Как она там? Без отца, одна, в окружении заезжих альдов? Кто убил Сильнейшего? Как сумел так скоро скрыться? Чем помешал Грей? Неужели мастер тьмы и света вычислил убийцу, и тот попросту заметал следы? Теперь, с гибелью высокомерного учителя, как капитан Витольд будет получать свои сведения? Заставит ли меня теперь шпионить за Деметрой и делами гильдии?
Адептам объявили, что Сильнейший и мастер Грей погибли той ночью, не уточняя деталей, что породило целую волну нелепых слухов и предположений. Среди них оказалась и версия о Братстве Ночи, что, по моему мнению, находилось недалеко от истины. Кто ещё стал бы поднимать толпу мертвецов? Или убивать противников таким жутким способом? Я подобное только на войне видал. Но ведь мы сейчас не воюем, разве нет?
– Эй, Сибранд! – окликнул меня Айлин, отфыркиваясь от заливавшего глаза пота. – Да что с тобой сегодня? Или я молодец, или ты уже третий удар пропускаешь!
Я усмехнулся, сконцентрировавшись на тренировке. Смерть Сильнейшего встревожила адептов, но в целом прошла почти незаметной, что поразило меня, но нисколько не тронуло ни одного из моих товарищей по магическим искусствам. На обряд захоронения, если таковой и состоялся – бруттский обычай предполагал предание тела огню, а не земле – Деметра меня не позвала, да я и не напрашивался: каждый переживает горе по-своему.
Неудивительно, что занятия по магии тела, духа и разума вновь отменили; кто желал, уединялся группками в зале, где обыкновенно учила нас госпожа Иннара, и старался, как мог, постигать магические искусства самостоятельно. Гильдия оказалась обезглавлена, но никто не сомневался, что вот-вот Совет пришлёт нового руководителя стонгардским отделением – а до тех пор госпожа Иннара справится с ворохом обязанностей так же легко, как и прежде. Мастеров же по магии света и тьмы больше не было; печальной складывалась традиция для учителей в стенах стонгардского отделения гильдии. Вначале мастер Этьен, теперь Грей и мастер Дамиан…