– Теперь ты понял, кто проклял Сильнейшего? – Деметра внезапно выпрямилась в моих объятиях, заглянула в лицо. Потемнела золотистая радужка, тёмными провалами на лице показались больные глаза. – Вспомни свои слова, Сибранд! «Хорошо, что в моём доме только дети – они точно не предадут!». Великий Дух, ты ничего не знаешь о мире! В нём существуют вещи ужаснее, чем беда, которая случилась с тобой! Ни здоровье, ни внешнее благополучие не залог безоблачному будущему и счастливой жизни! И я не оказалась исключением…
Деметра сжала виски ладонями, вновь пряча лицо у меня на груди. Выпустила воздух через зубы, тщетно приводя себя в чувство. В такой близости от сердца огня – пустая затея, госпожа Иннара!
– Моя месть казалась сладкой: теперь не он, а я – главная! Не он моими руками делает грязную работу, и не я – невзрачная ширма! Теперь мастер Дамиан – безумный старик, которого не списывали со счетов исключительно из-за лени: сам подохнет! В последние несколько лет именно я решала, в какие игры мы с ним играем. Раскаивалась, конечно, но только до тех пор, пока не узнала, что это именно отец послал убийц к моему избраннику. Любовью всей жизни мою связь с ним не назовёшь, но я мечтала о семье и детях. Он был бы прекрасным мужем! Вот только я оказалась ужасной матерью…
Деметра прерывисто вздохнула, подавляя новый приступ беззвучных рыданий, больше похожих на сухой кашель.
– Избавься от этого, – ткнула себе в живот колдунья, явно повторяя чей-то жест. – Отец так говорил. Я всё пытаюсь, но не могу забыть его слова…
– Ты могла бы снять проклятие? – негромко спросил я. – С мастера Дамиана?
Госпожа Иннара встрепенулась, но в лицо мне не посмотрела.
– Конечно. Тот, кто наложил, может и снять. Я не хотела, – слабый жест плечом, как невысказанная усталость от собственных решений. – Я до сих пор люблю его, Сибранд, несмотря на временные помрачения. Но я всегда трезво оценивала своего отца: он был ужасным человеком. Маги седьмого круга другими не бывают… Если бы я вернула ему ясность рассудка, он бы продолжил… Сильнейший убивал десятками, если не сотнями. И твой народ всегда считал не людьми, а разумными животными, которые только грубую силу да команды понимают…
– Почему ты не расторгла помолвку с альдом? – не выдержал я. – Мастер Дамиан уже не был помехой!
– Ради мира, – сказала, как само собой разумеющееся. – Бруттская знать верила в этот союз, хотя я всегда знала, что ему не состояться. Тянула время. Теперь, когда альды вот-вот нападут на гильдию, и станет ясно, что амулет стихий они никому не отдадут, брутты, возможно, очнутся. Чтобы нелюди признали нас равными!.. Даже нас, – задумчиво уточнила Деметра. – Не все знают об их планах. Аркуэнон достал сердце земли и передал его Эллаэнис. То, что она выкрала артефакт – лишь легенда для тех из альдов, кто против даже временного союза. Их мнение не является решающим: бой состоится, я в этом уверена. Легат Витольд тебе рассказывал?
– Да.
– Тогда ты знаешь. Великий Дух, Сибранд, как ты решился? – вдруг вскинулась Деметра. – Мне казалось, ты не очень-то горел желанием вернуться в легион.
Я отвёл влажную от слёз прядь волос с её лица, стёр большим пальцем мокрую дорожку на щеке.
– У меня тоже вопрос, госпожа, – заговорил спокойно. – Почему ты повела магов через Ло-Хельм? Могли бы добраться к Живым Ключам через Кристар, это безопаснее и быстрее.
Деметра вспыхнула, опустила глаза на миг, затем обречённо пожала плечами.
– Для стонгардских врат нужен ключ. Я тогда думала, что сгодится любая чистая кровь, но оказалось, что ещё и добровольная. В любом случае, Витольд не прогадал. Он сказал мне, что в Ло-Хельме живёт капитан легиона в отставке, Сибранд Белый Орёл, староста деревни. Добавил, что ты человек большой силы, который вполне справится с добычей артефакта, случись нужда, и которому можно доверять. Витольд разрешил… в смысле, – смутилась вдруг госпожа Иннара, – сказал: используй его как хочешь, пусть послужит во благо Империи. Ему не обязательно знать, кто за этим стоит…
– Ублюдок, – не сдержался я.
Мне показалось, дочь Сильнейшего со мной вполне согласна – по крайней мере, усмешка вышла усталой. Хитрый начальник особого отдела на всех имел свои виды…
– Как ты попала в легион, госпожа?
– Витольд не говорил?
Я честно задумался. Трудно, когда в груди пожирает последние капли терпения сердце огня, а в объятиях тёплая и по-прежнему влекущая женщина.
– Сказал: из добровольцев.
– Значит, не соврал, – подтвердила госпожа Иннара. – Я действительно хочу вам помочь. Вашей Империи. Стонгард и Сикирия не заслужили той судьбы, которую готовят вам альды. И как бы ни вертела нос бруттская знать, ваша Империя – единственный залог безопасности бруттских земель. Только вы стоите у нелюдей на пути. И всегда стояли.
– Но почему?..
– Почему помогаю? – правильно поняла Деметра. – Верю в вас. Долго жили с отцом в Оше, полюбила этот город и его жителей. Потом столица. Мелкие поселения. Крупные города Стонгарда… у вас особенные люди, Сибранд! После того, как я помогала отцу вас истреблять… не спрашивай, – попросила госпожа Иннара, а меня обдало волной отвращения и стыда, – это единственное, что я могу для вас сделать. И, пожалуй, в вашу Империю я верю больше, чем в Бруттскую. В вас ещё живёт дыхание Великого Духа… Скажи, Сибранд! – вдруг вскинула разрумянившееся лицо Деметра. – Теперь, когда ты знаешь… – колдунья запнулась лишь на миг, – что ты думаешь обо мне? Не… не презираешь?
Я поразился: тот же вопрос задал мне Люсьен после своей исповеди. Воистину, этим двум нужен был кто-то, на кого они могли бы опереться!
– Я каждую ночь схожу с ума, – прошептала госпожа Иннара, вглядываясь в меня ищущим, горящим взглядом. – Плачу о нерождённой дочери. О совершённых ошибках. О принятых решениях. Мне больно, Сибранд! Со всей своей силой… после всего этого… кто я? Как ты… да, именно ты… ко мне теперь относишься?
Я осторожно отпустил хрупкие плечи – только чтобы коснуться её лица обеими ладонями. Нагнулся, прижимаясь губами к воспалённому лбу. Дурно сказывалось сердце огня на нас обоих! Потому что думать скверно о подавленной бруттке я по-прежнему не мог. Да и как? Видя искреннее раскаянье и боль, ощущая каждую натянутую струну в глубине раздавленной женской души…
Мне ли осуждать? Деметра, без сомнения, видела во мне идеального отца и мужа; но что она знала? Не сумел я подарить Орле всю жизнь, не уберёг, не был с нею, когда она рожала наших первенцев; служил легиону вернее, чем нашей любви…
Дети. Кому из них я уделил должное внимание? Пожалуй, что никому. Разрывался между ними, замыкался в себе, уходя мыслями подальше от душного дома. Калёным железом стали добрые слова о том, как я борюсь за младшего. Знала бы Деметра, как я сходил с ума в первый год своего вдовства, как проклинал себя за то, что не послушал вкрадчивых советов об избавлении от ноши… Вынеси ночью на мороз – и всего делов, Белый Орёл… Сколько раз после череды бессонных ночей, глядя на визжащего младенца, мечтал в безумном исступлении о том, чтобы мой сын однажды не проснулся?
Об этом не говорят вслух. Чёрные мысли гонят от себя поганой метлой, как только наступают моменты просветления; я поступал именно так. Падал, вставал и снова падал. К цели не шёл – полз. Выбивался из сил, но полз. Не мог ползти – лежал, вытянувшись в верном направлении. Маленькая моя женщина! Нет в мире совершенства. Ты каешься в том, что истребляла мой народ по указу отца – но и я поступал так же в рядах легиона. Ты проклинаешь себя за убийство дочери – но я видел, как раскаяние очистило твою душу. Великий Дух милостив; и твоё прекрасное лицо с заплаканными глазами я никогда не забуду…
– Я люблю тебя, госпожа Иннара, – проговорил негромко, вдыхая аромат гладких, как шёлк, русых волос. – И я с тобой до конца.
Я не помнил, когда Люсьен добрался до сторожки. Верно, что скоро – я лишился сознания, по-прежнему не выпуская Деметру из объятий. Огненный артефакт вспыхнул в груди сразу после смятого признания, в ответ на мои же чувства, и спалил последнее, что останавливало его от пожирания души. Как госпоже Иннаре удалось высвободиться из-под горящего, тяжёлого тела и поддержать во мне жизнь до прибытия брутта, я тоже не знал. Не видел и самого обряда – сердце огня покинуло истерзанную утробу до того, как я пришёл в себя.