* * *
Этот же загнан, изранен, и в нем иссякает
Бешенство злобы, хоть ярость еще остается.
Хлещет хвостом, только воздух свистит, а из пасти
Виснет, сгибаясь, огромный язык змеевидный
Да из ноздрей вырывается пар и клубится.
(Мощь непокорную холод бодрил, вероятно,
Но уж теперь на морозе она иссякает).
Дышит прерывисто, весь содрогаясь, как будто
Бешенство бродит под шкурой, в утробе горячей,
Пенистым потом вскипает, и коль присмотреться —
Нету уже сообразности прежней в движеньях.
Космы на гриве взметнутся от выдоха — сразу ж
Вырвет укусом приподнятый клок и со злобой
Тело терзает, колотит ногами по брюху.
Лист шевельнулся пожухлый на ветке дубовой —
Сразу ж рванулся и деревце смял, изувечил.
Тень промелькнет — пролетела какая-то птица —
Топчет то место, за тенью несется, бодает.
Тысячи поводов, случаев, воспоминаний
Вдруг возвращают тебя в твои лучшие, юные годы.
Чувствую в слоге своем недостаток: дроблю постоянно
Повествованье и как бы играю в оттяжку,
Словом пустым отвлекаюсь, но будь терпелив, мой читатель,
И побори недовольство — развязка уж близко.
* * *
Ловчий за дубом укрылся, а зубр подступает;
Вот он у дерева: зверь и охотник — вплотную.
Ни на полшага в сторонку! Держись у ствола, ошибешься
Сразу ж тебя, беззащитную жертву, достанет.
Кружатся, будто в мазурке, и зубр и охотник.
Прыгают с разных сторон по окружности дуба.
Метит клинком человек угодить под лопатку,
Зверь языком, точно щупальцем, цепко хватает.
Высунут он далеко, и, не дай Бог, подцепит за полы —
Смерть неизбежна — сомнет, забодает, погубит.
Чтобы от гибкой змеи языка увернуться,
Ловчий проворнее колет коротким ударом —
Быстрый прием, где и стрелы клинку уступают.
Он замечает, что с каждой минутой слабеют
Ноги у зубра, подтянутость, стать исчезают;
Видит: опять встрепенулся, бодает — скрывайся!
Чувствуешь, как обжигает горячим дыханьем,
Будто с жаровни дохнуло в лицо из-за дуба.
Бей! — и клинок поражает без промаха снова.
Грузно, окутанный паром, осел, содрогнулся и замер,
Чтобы ускорить исход поединка, охотники криком
Зверя манят на себя. Двое юношей тотчас
Взмахом клинков и — на выпад ударом последним
Все завершают и тем приближают развязку.
Рог затрубил. Победитель в кругу побратимов —
Шутки, веселье. А зверь укрощенный повержен.
Вот он, свирепый полночных лесов обитатель.
В чаще другой укрывается, но не пытаюсь
Гнаться за ним — недосуг, да и время торопит.
* * *
Хватит убийств! Возбужденная совесть и разум
Властно велят мне тревогу поднять, ополчиться
Против разбоя. Как долго весь мир христианский
Марс беспощадный купает в крови, потрясая
Веры устои! Она, христианская вера,
Шаткою стала и дома, и на поле брани.
Вражьи ли сабли, свои ли мечи подрубают?
На поругание недругов наших предав ее подло,
Нам лишь на милость небес уповать остается.
Но преступления наши лишают надежды
На избавление скорое — смеем ли думать?
Совесть земных повелителей, кажется, в спячке,
Все их поступки — увы! — не забота о мире.
Больше всего беспокоит их то, как острее
Меч наточить, чтоб в бою обезглавить другого.
Междоусобные войны и братоубийства —
Все их занятия и увеселенья для духа.
Воины гибнут с обеих сторон в этих распрях.
Что для князей наша кровь, наши слезы и горе?
Им лишь бы править, свое удержать превосходство,
Вот и творят злодеяния, судьбами люда играют.
Наши враги, это видя, глумятся над нами:
Сан их высокий велит им быть стражей над паствой, —
Где там! — как волки, терзают ее, раздирают.
Вот до чего довели их и ярость слепая, и злоба,
Как глубоко вкоренилось безумство в сердца из железа!
Непримиримость, вражда между ними и распри
Непостижимы уму, а народы в ответе.
Им ли печаль да забота о благе народном!
Есть ли на свете такой сердобольный, кто меч свой
В наших слезах и крови не смочил бы, но все же
В княжестве нашем по-прежнему зверства и горе.
Турок жестокий несчастный народ истребляет,
В храмах беснуется, жжет города и деревни;
Гавань захватит — возводит форты и войсками
Земли плененные тут же заполнит, стремится
Всех погубить, упивается кровью невинной
И стариков, и беспомощных наших младенцев,
Жертв не считая, вершит свое гнусное дело.
Лоно беременных женщин вспороть ятаганом —
Просто забава для изверга, он — безнаказан
И не боится, что раб безоружный восстанет.
Ах, как он слеп, наш народ, как плачевно его положенье!
Мы еще — толпы. Князья же по-прежнему давят
Даже малейшие вспышки волнений в народе,
Разным путем обезглавить стремятся любого,
Кто постоять за закон и за Бога способен.
Как только Он, наш Спаситель, в сиянии неба,
Глядя на эти деянья земные, находит
Благочестивых и верящих в слово Господне?