Смуглянка
По ночному небу плыли тучи, берега склонились над темными водами и вглядывались в медленное движение бревен. «Спускай!» — доносился снизу рев порога.
Под обрывом полыхал небольшой костер. Вокруг него улеглись четверо сплавщиков. Шлюзы открыли недавно, и бревна плыли по реке свободно, не цепляясь друг за друга. Заторов не было. Сплавщики беззаботно коротали ночь. Они пели:
Вдруг порог яростно взревел, точно сбросив с себя ночную дрему. Дозорные, сидевшие на прибрежных штабелях, встрепенулись. Те, что были ближе к костру, повторили припев:
От одного штабеля припев полетел к другому, перекинулся с берега на берег и покатился вдоль потока от дозорных к дозорным, пока не стих где-то далеко за порогом.
Полночь не любит песни, хотя она и мирится с коротким приветствием, летящим от человека к человеку. Полночь охотнее слушает поверья реки о жестоком речном божестве, которое требует человеческих жертв. Каждое лето оно поглощает хотя бы по одной жертве, и ему безразлично — взрослый это или ребенок.
Все стихает вокруг, когда река принимается петь свои суровые руны. Слушатели сидят молча, как в церкви, они не отрываясь смотрят на воду, и даже самым дерзким тогда не до шуток. Каждый вспоминает о том, чему сам был свидетелем: один видом, как ушел под воду взрослый мужчина, точно невидимые руки утянули его в пучину, другой слышал рыданья вдовы или плач сирот, а были и такие, ЧТО замечали на утопленнике следы безжалостных пальцев речного владыки. Кое-кому случалось угадывать и самого владыку, плывущего под водой в летнюю полночь. Одни только пенящиеся волны указывали на его путь. В такую полночь каждый ждал: кому выпадет очередь нынче летом? Но не дано человеку знать о несчастье даже тогда, когда оно стоит уже рядом с ним.
Костер продолжал гореть, шум воды становился тише. Молча сидели сплавщики, глядя на реку и слушая полуночные преданья воды.
Вдруг снизу донесся громкий крик. Сплавщики вскочили на ноги.
— Закрыть шлюз! Закрыть шлюз! — разнеслось над рекой.
— Слава богу, — вздохнули дозорные, которым померещился было крик о помощи, и подняли багры над головами в знак того, что где-то образовался затор.
Крик «Закрыть шлюз!» покатился от дозорных к дозорным вверх по течению — до самого шлюза.
— Закрыть шлюз! — повторили те, что были наверху, и бросились к тросу. Отвязав его от столба, они подтянули конец шлюза к берегу.
— Готово! — послышался чей-то голос. — Теперь можно отдыхать до утра. Коли затор крепкий, не найдется ночью охотников его разбирать. Пойдем поглядим! — И сплавщики отправились вниз по тропинке, вьющейся вдоль реки. По пути к ним присоединялись другие, едва только последние бревна успевали проплыть мимо них.
— Где затор-то? — слышались голоса.
— Где-то в нижнем течении. Не у водоворота ли?
— Если там, то уж, верно, сам черт постарался, — там и днем-то непросто распутать.
Затор и в самом деле был у водоворота. На берегу черными точками копошились сплавщики.
— Крепко засел, точно гвоздь в стенке, — поясняли те, что пытались растащить затор с левого конца и теперь потные ни с чем возвращались на берег.
Камень, возле которого образовался затор, выступал над водой почти на полметра. Он торчал в нижней части порога, там, где вода вступает в широкое, спокойное течение. Обычно камень не мешал сплаву, потому что стоял близко к правому берегу, а бревна проходили слева. Но на этот раз за камень зацепился какой-то длинный ствол. Он преградил путь другим, и по обе стороны камня, подобно рыбьему хвосту, образовались заторы. Их можно было разобрать, стоя на камне, но добежать потом до берега по вырвавшимся на волю бревнам казалось немыслимым. Обычно к камню подплывали снизу на лодке и, разобрав затор, спешили вернуться на берег прежде, чем ринувшаяся вниз лавина разнесет лодку в щепы.
— Черт меня побери, если я будущим летом не разобью этот камень вдребезги, — послышался голос старшого. — Теперь до самого рассвета только и остается, что кофе пить.
— А не пойти ли мне взглянуть — может, можно помочь беде? — раздался в толпе молодой бодрый голос.