— Пива, бегом! Жаркого, окорока, пирога, да поживее! Побалуй тут у меня! — десятник обвел зал, набитый разношерстной публикой, орлиным взором и плюхнулся на привычное рабочее место.
Сидевшие за столом подчинённые встретили начальство здоровым ржанием и стуком кружек по столу. Парочка в углу разом примолкла, присматривая пути отступления и надеясь не попасться на глаза главному блюстителю спокойствия, дабы его загребущие лапы не вывернули из карманов в поте лица добытые медяки и марки. Но опасения их оказались напрасны, а разговор стражников заставил насторожить уши.
Десятнику на данный момент было совершенно не до всякой ерунды. Он только что вернулся от капитана городской стражи, традиционно в нецензурных выражениях отказавшего рыночным воякам в прибавке денежного довольствия. Сопроводил капитан своё решение ещё более крепкими словами в адрес короля, — да продлятся его годы! — пригласившего в столицу своих младших детей и генерала Дуклийона, в народе прозванного Медным Лбом.
Жадность и любовь к сплетням, две главные жизненные страсти бравого служителя закона, сегодня так тесно сплелись змеиным клубком, что буквально жгли его изнутри, не давая держать свежие новости при себе.
— Испортили весь праздник! Мало беспорядков в порту, так ещё Медный Лоб на наши головы!
Бешах одним глотком выдул пиво из ближайшей кружки. Он помрачнел ещё больше, когда протянутая наугад рука не обнаружила следующей, чтобы хоть немного притушить пожар благородного негодования.
— Ну, что уставились? Где пиво? Где налоги? Опять пусто? — красивым словом «налоги» десятник Бешах называл ежедневную мзду, собираемую подчиненными с мелких мошенников, содержателей собачьих бегов, петушиных боев, и прочей незаконопослушной рыночной шушеры.
— Никак нет, господин десятник! — пододвигая в сторону трезвого и злого Бешаха собственную едва начатую кружку пива, отрапортовал один из вояк. — Налоги на месте! — и для убедительности похлопал себя по оттопыренному карману, издавшему тихий звяк.
— Короче, орлы! — после второй кружки тон десятника приобрел некое подобие дружелюбия. — Повышения жалованья опять не будет, — эти слова, хоть и вполне ожидаемые, вызвали у пятерки стражников слитный вздох разочарования.
— Зато капитан Труст, чтоб его орки съели, клятвенно обещал нам проверку, чистку рядов и вообще троллью мать! Видишь ли, мышей не ловим! А его-то долю вынь да положь!
Возмущение десятника тут же нашло отклик в душах подчиненных, исторгнув из луженых глоток поток жалоб вперемешку с руганью.
— Вот попомните мое слово, скоро такая буча начнется! Где это видано, чтобы двое Темных в одном городе спокойно уживались?
Бешах нахмурился и оглядел сотрапезников, будто они были виноваты в грядущих неприятностях. А со слов капитана выходило, что вскоре спокойной и приятной жизни городской стражи, а заодно и рыночным труженикам дубинки, придет конец, как и вполне пристойному взаимопониманию с Лигой Нищих и Гильдией Тени. До тошноты честный и правильный Медный Лоб не упустит случая навести в столице порядок по-своему, и о приличном доходе придется надолго забыть. И виноватым у капитана, разумеется, окажется не генерал, а кто поближе. Десятник рыночной стражи, например.
— А что, она и взаправду Темная? — самый молодой из стражников понизил голос и опасливо оглянулся, не подслушивает ли кто. Но на настороживших уши подростков в дальнем углу внимания не обратил.
— Сказок наслушался, — стражник с седыми усами презрительно усмехнулся.
— Тихо вы, гоблина вам в глотку! — прекратил начавшийся спор десятник. — Не о том думаете, лоботрясы.
Разговор, перемежаемый хрустом разгрызаемых костей и требованиями выпивки, вернулся к вечной теме, волнующей, наверное, сердца всех истинных защитников справедливости любого времени и государства. А именно — как изобразить бурную деятельность таким образом, чтоб и достаточно ворья начальству предъявить, и главу Гильдии Тени не задеть, и, главное, себя, любимых, не обидеть.
В процессе обсуждения и неумеренного поглощения спиртных напитков взгляд верзилы-десятника тяжелел, и ржание соратников всё более переходило во взрыкивание. Бравых вояк, как всегда, интересовал вопрос «кто виноват?», так как «что делать?» им и так было понятно. Кулаки стражников уже зудели, и наиболее ушлые посетители забегаловки по возможности незаметно просачивались к дверям. Доблестная стража следовала правилу высокого начальства — виноват кто поближе.