Расстались Рональд и Шу, как ни удивительно, довольные друг другом. Рональд — покладистостью принцессы и её неподдельным интересом, а Шу — тем, что не только легко отделалась, но и ценную книгу нечаянно заполучила. И, когда через минуту после ухода Придворного Мага к ней постучал запыхавшийся и обеспокоенный Бертран, принцесса преспокойно сидела в кресле, поджав под себя ноги и перелистывая пергаментные страницы. Убедившись, что всё в порядке, Бертран вздохнул с облегчением и попросил Шу почаще заходить к нему, просто на всякий случай.
Глава 18
Всю гремучую смесь терзаний Дукриста Шу прочувствовала, подобно шквалу, обрушившемуся на неё с небес. Когда принцесса уже отчаялась увидеть его сегодня, Дайм явился к ней на порог с огромным букетом одуряюще пахнущего жасмина и всеми своими сомнениями. Он как-то позабыл, что его возлюбленная не просто прекрасная принцесса, но и маг Разума, видящий все эмоции ярко и объемно. Конечно, Её Высочество была ещё не настолько опытна, чтобы читать в душе, как в открытой книге. Скорее, для неё эта открытая книга просто пока была написана на плохо знакомом языке. Но не почувствовать такого! Для этого мало не быть магом, надо не быть женщиной. И, будучи женщиной, пусть и совсем юной, Шу поняла, что не стоит сейчас же выспрашивать у него, в чем дело, а подождать немного, и всё само собой прояснится.
Принцесса только загадочно улыбнулась, принимая у Дайма букет, и протянула ручку для поцелуя. Все заготовленные по дороге признания и объяснения вылетели у него из головы, едва молочные и глубовато-сиреневые прохладные потоки её радости коснулись его, успокаивая и лаская. Дайм с восторгом любовался переливами и облачными вихрями её ауры, и взбаламученный сомнениями мир становился на место. Этим вечером им не хотелось ни о чем говорить, и высокая политика отошла куда-то в неведомые дали, прихватив за компанию и Рональда, и Ристану, и Закатную Башню. Книга, принесенная Придворным Магом, так и осталась валяться на кресле, когда Дайм и Шу, словно дети, тайком выбрались из дворца и отправились исследовать тёмный и таинственный парк.
Шу скользила между деревьев, подобно сказочной дриаде, смеясь и убегая, а Дайм искал и ловил её среди ласково шелестящих молодых листьев и дурманящих весенних ароматов. Он снова нарвал каких-то белых цветов — может, сливы, или груши, — и, поймав лукавую дриаду, вплел ей в волосы. В тёплом воздухе словно вздыхала украдкой забытая ушедшим музыкантом деревянная флейта, и ей вторил плеск близкой реки. Старый парк шумел ветвями и перекликался ночными цикадами и птичьими трелями, трепетал запутавшимся в высоких серебристых платанах вечерним легким бризом и сиял лунными бликами на росистых листьях. Шу, танцуя с неверными лунными тенями, рисовала в воздухе мерцающую каплями тумана радугу и, словно купаясь в озере загадочных шорохов и бледных отблесков, брызгала на Дайма цветочной росой.
Набегавшись вдоволь, они вышли к берегу тихой Чифайи, и уселись на старое, наклонившееся к самой земле дерево, полощущее ветви в воде. В маленькой заводи плавали белоснежные кувшинки, на их листьях расположился целый хор лягушек, выводящий лирические каноны и фуги. Глядя на колышущиеся побеги ив и игру лунного света на мелкой речной ряби, Дайм вспомнил старинную легенду о Королевском Лесу. Принцесса заворожено слушала сказки про цветочных фей и лесных эльфов, про пугливых дриад и шаловливых русалок, про мальчика с дудочкой и белого единорога, про вредных гоблинов и говорящих белок. И речной туман правдиво изображал сражение дракона с троллем, и льющую вечные слезы лесную деву, обернувшуюся ивой, и вереницу гномов, несущих подарки первому королю Валанты, и бегущих от объединившихся гномов и людей орков, и Королеву Эльфов, сажающую на границе заколдованного леса вечноцветущий терновник.
В шелест листьев вплетался призрачный, волшебный смех, из ветвей, казалось, выглядывают озорные зеленые глаза, а стрекозы танцуют над водой, сверкая крохотными хрустальными диадемами на головках… Весь лес вокруг них трепетал древним, непостижимым чародейством, бурлил сказочной невидимой жизнью, мерцал неощутимыми огоньками праздника фей, смеялся и плакал, пел и перекликался, неслышно и невидимо.
Принцесса никогда раньше не была в Королевском парке ночью, но ещё с раннего детства помнила испуганное перешептывание служанок о нечисти, обитающей в заколдованном лесу, и грозные окрики главной ключницы — нечего при детях страшные сказки рассказывать. Вдали от Риль Суардиса история Леса Фей и впрямь воспринималась как позабытая легенда, за семьсот лет люди постепенно перестали верить и в живущих в Королевском парке невидимых сказочных существ, и в серьёзность договора с феями и эльфами. Но, тем не менее, никто и никогда не попытался срубить в этом лесу, вольготно раскинувшемся посреди города, ни единого деревца. А если и пытался, то сгинул бесследно, и не смог никому рассказать о совершенной глупости. По ночам и Королевский парк, и Городской — их разделяла узенькая Чифайя — не тревожились человеческими голосами, и в заколдованном лесу безраздельно царил покой. Почему-то всё население славной столицы, будто сговорившись, стремилось в тёмное время суток не заходить под сень древних крон, не пересекать черту цветущего терновника. Неясный, иррациональный страх отгонял людей. Смутные тени, мелькающие в ветвях, зловещие голоса ночных птиц не вызывали желания заглянуть под мрачные своды древесных исполинов.