«Не забыл ли я свой разговорник в отеле? А, нет, он у меня в кармане пальто».
– Кататса на каньках… сафтра? Кататься на коньках… завтра? – спросил он, пролистав чуть ли не весь разговорник.
Варинька кивнула.
Она радовалась, что холодно и можно носить пальто, пусть оно у нее и было изъедено молью. Зато оно скрывало пятно на спинке платья.
На следующий день они зашнуровывали коньки под громкие звуки военных маршей, звучавших во дворах великолепных дворцов. Повсюду встречались красногвардейцы с заряженными ружьями и красными звездами на меховых шапках. Солдаты кучковались небольшими группками и курили папиросы, притопывая ногами, чтобы не замерзнуть в своей холодной форме.
Варинька проворно скользила по льду и даже прокатилась по зеркальной поверхности Невы, а Ганнибал ковылял вслед за нею. Несколько элегантно одетых дам в сверкающих мехах, пряча руки в пушистые муфты, со смехом следили за передвижениями странной парочки. Их накрашенные губы рдели на ярком зимнем солнце, но для Ганнибала на всем белом свете существовала одна только Варинька. «Чйорт минйа падири, как йа хараша! Черт меня подери, как я хороша!» – воскликнула она и вонзила в лед ребро конька.
В ушах деда ее восклицание прозвучало сладкой музыкой, хотя он и не смог сразу отыскать сказанные ею слова в разговорнике.
Где-то репетировал мужской хор, и пение его разносилось эхом множества голосов, паря над дворцами. «Город, достойный богов. И сколько страсти – нам, копенгагенцам, есть чему здесь поучиться».
В один из дней Ганнибалу пришлось пожертвовать утренней прогулкой с Варинькой и выступить в роли опытного представителя оптовой фирмы. Ему удалось подписать несколько выгодных контрактов с сибирскими меховщиками, которые теперь, когда к власти пришли большевики, были более чем просто расположены к торговле.
Но каждый вечер Ганнибал покупал билет в первый ряд и наблюдал, как Вариньку распиливают надвое. Хотя он и знал, что она ничуть не пострадает, все-таки пульс его учащался до бешеного, когда оркестр имитировал хруст костей и разрываемой кожи. Настоящая музыка резни, переложенная для балалайки, пилы, тубы, альта, аккордеона и ударных.
Публика содрогалась от ужаса.
Между тем Ганнибал всерьез озаботился Варинькиным здоровьем и благополучием. Хотя Петроград и имел божественный вид, уважение к человеческой жизни там находилось почти что на нулевой отметке.
– Смотри! – в ужасе воскликнул Ганнибал как-то во время утренней прогулки.
Тело мертвого человека вмерзло в лед на Неве, но никто не только не остановился, но и вообще не обратил на это внимания. Горожане просто проходили мимо.
– Случаитса… – только и сказала Варинька. – Случается…
Когда река вскроется, тело унесет в Ботнический залив, а жизнь пойдет дальше своим путем.
И тут Ганнибала точно осенило, и все прежние сомнения отпали.
«Надо взять ее с собой в Данию!»
Мысль, которая до сих пор выражала лишь несбыточную мечту, вдруг приняла весьма конкретные практические очертания.
В тот вечер Ганнибал захватил с собой последний подарок для Вариньки, последний, потому что следующим утром он отправлялся обратно в Данию на торговом судне с сибирскими мехами в огромных сундуках. Большой мягкий сверток. Когда Варинька развернула его, на свет явилась светло-коричневая соболиная шубка.
Варинька застыла в изумлении.
И долго молчала. Ганнибал затрепетал, полагая, что вновь оказался слишком щедр и тем самым оттолкнул ее от себя.
«Все пропало?»
– Спасибо! – сказала она наконец и заглянула ему в глаза.
Это слово было ему знакомо.
Успех раззадорил его, и Ганнибал пригласил Вариньку в «Литературное кафе».
Варинька обнаружила вдруг, что у нее на чулке пошла стрелка, и с этим поделать уже ничего нельзя. Да и о рыжем пятне на платье она не забыла.
«Не беда, он же, наверное, не из-за чулок меня выбрал!»
Варинька надела шубку. Она оказалась почти невесомой, и впервые девушка ощутила, какой легкой и безмятежной может быть жизнь. Когда тебя обволакивает ощущение уверенности и защищенности. Как будто ты находишься в объятиях матери. Старое свое пальтишко она отдала нищенке на улице.