Песнь пустоши
Сказка старой Вольги
- Нянюшка, расскажи сказку про Вацлава-мора, - тоненький детский голос прорезал тишину сгустившихся сумерек.
Тяжелое марево жаркого дня спало, словно свадебный покров с лица невесты, и люди вздохнули свободно. Небо облачилось в шелковый наряд цвета азурита с драгоценной россыпью жемчужин. Все притихло, насторожилось в безмолвии, только ветер посмел нарушить покой, затеяв игрища с вереском. Он стучался властной дланью в ставни резные, спутывал лошадиные гривы, словно потешалось дите малое, рвал и метал стяги княжьи, и не было на него управы.
- Ох, княжич, поди Даждьбог уж солнышко в ларец запрятал, а вы все не уйметесь. Княгиня-матушка гневаться будет. - Сухой, словно кусок бересты, голос старушки прошелестел в княжьих покоях, его подхватил легкий сквозняк, поднял высоко над чертогами, закружил, завертел и вынес в открытую дверь. Няня склонилась над оберегом, что плела негнущимися пальцами и слепо прищурилась, нанизывая бусины на нить.
- Матушка уже спит! - голос властный, не по годам мужественный, сразу видно - истинный князь Вольнограда.
В перелеске ухнул филин. Старуха опустила заготовки на костяной столик у княжьего ложа. Ходила молва, что столик этот специально для молодого княжича мастер заморский вырезал из хребта рыбы невиданной величины: ростом - две боярские усадьбы, дыхало на спине воду морскую мечет, цветом - точно лазурит, что в ожерелье княгини вплетен.
Рассыпались по столу яркие бусины, совиные перья разлетелись по палате, зычно брякнули костяшки. Не удержала в скрюченных старостью пальцах няня добро свое. Княжич весело запрыгал по покоям, ловя непослушное пестрое перышко: оно ускользало из его пальцев, словно вода, опускалось и снова взмывало вверх, гонимое сквозняками.
Старуха невольно залюбовалась молодым княжичем: волосы, подвязанные красной тесьмой на челе, струились по плечам, цветом, словно мед, что собрали ранней весной. Густые брови взмывали вверх, оттого казалось, что княже всегда серчает. Прямой породистый нос выдавал в нем потомка знатных вельмож. Очи - горный малахит. Исподняя рубаха, вышитая золотом по подолу, свободно болталась на тонком стане, словно надетая на жердь. Ростом он обошел уже своих сверстников, хотя ему не исполнилось еще и восьми лун.
- Что же, княже, я поведаю вам сказ о Вацлаве-море. - Сдалась няня, понимая, что иначе дитятко в постель не уложить.
Княжич встрепенулся: загорелись два малахита в огне любопытства, мягко зашелестел полог княжьего ложа, навострились детские ушки, прислушиваясь к тихому, бесцветному голосу старухи.
- Некогда правил в землях русских князь Милослав, и было у него два сына - Вацлав и Ивар, - начала свой рассказ няня. - Не сыскать было во всех владениях правителя мудрее. Он разумно распоряжался данной ему властью, мирно делил мед и кров с правителями соседних государств. Ларцы его ломились от богатств, а крестьяне никогда не знали голода. Не теряли при его правлении жены мужей своих, не оплакивали сестры сраженного вражьей рукой братца. Так было, пока не пришел в город Мор! Он окутал черным маревом своим дома и усадьбы, покосил скот и погубил урожай. И не спрятаться от него было ни под каким камнем, ни уберечься в воде студеной, ни схорониться в подвалах темных. Пожирал Мор людей изнутри, гнили и чернели люди, покрываясь гнойными нарывами. Не обошла беда и князя. Приказал он воеводе своему увезти княжичей далеко на север, попросить пристанища у друга его верного. Пропал город: истлели со временем кости предков, пожрало пожарище княжьи постройки, заросли поля плодородные густым бурьяном. - Старуха сухо прокашлялась и отпила водицы из чары. Княжич вжался в перину, будто хотел с ней срастись. Малахитовые глаза его метались по палате, ручонки крепко сжимали покрывало - боязно ему - маленький еще для сказок старухиных.
- Вольга, почему замолкла? Продолжай! - не стерпел гордый мальчик жалостливого взгляда, на себя обращенного. Отбросил покрывало, словно надоевшего щенка, подобрался на ложе, грозно взглянул на старуху. Щеки его пылали жаром, стан прямой, словно струна, трясся в бессильной злобе. Никто, никто не смеет жалеть княжича Олешку, сына князя Радомира: ни матушка, ни воевода и уж тем более, не дряхлая старая ведьма.
- Почто серчаешь, княже? Водицы я испить решила, дабы горло промочить, - Вольга хитро взглянула на княжьего сына, с прищуром, будто пытаясь заглянуть в самые недра, выведать самое сокровенное, но Олешко и так виделся ей, словно берестяная грамота - бери и читай. И сейчас он боялся... Нет, не сказа про Вацлава-мора, а именно ее, он ощущал в ней силу - силу, что даровали ей пращуры степных полей, поэтому не пререкался, а тихо исходил злобой, зубоскаля от каждого старухиного взгляда. Вольга погодя продолжила: