- Ууу, предатель, - всполошился Олешко. - Лукнес поганый деревни русские жжет, от собак его ненасытных спасу нет, а он пришел морде шакальей в ножки кланяться! - смотришь и диву даешься, как переменчива душа молодая, словно ветер в мае. Сам же слезы лил, сам и проклятьями осыпает. Вольга беззубо улыбнулась и погладила княжича по волосам, дабы пыл его молодецкий остудить. Не скинул руки старушечьей со своего чела ретивый Олешко, притих на перине и продолжил внимать.
- Алтан Шагай решил вознаградить Вацлава за преданность его. Собрал он шаманов степных на капище, произвел над князем обряд черный. Заключил он в тело его силу, что неподвластна даже богам могущественным. И стал с тех пор Вацлав служить лукнесу: по велению его сжигать поселения, грабить города и похищать девиц. Ходит молва, что куда ни придет Вацлав - там темень опускается на землю, черное марево обволакивает деревню, расползаясь по всем окрестностям, словно кисель густой. Чахнет и дохнет скотина в хлевах, теряют силушку мужи, спадает краса с девиц молодых. С тех пор прозвали князя Вацлав-мор, решив, что шаманы заключили в нем ту напасть, что некогда город его родной сгубила. И по сей день Вацлав-мор верно служит лукнесу Алтан Шагаю, и нет на него управы, - закончила свой сказ старуха.
- Ох, нянюшка, боязно мне, - голосочек дрожит, словно тетива тугая на ветру. Олешко задвинул полог ложа, укутался в покрывало байковое, смотрит на лучину да глаз малахитовых не отводит. Взвыл ветер во дворе пуще прежнего. Громко заржали кони в стойлах. Пес цепной задрал морду к небу да протяжно завыл, будто пытаясь до Перуна песни свои донести. С болота потянуло сырым ветерком, и звездную синеву заволокло клочьями редеющего дыма. Пахнуло сырой землей и свежестью летней ночи.
- Ничего, княже, Вацлаву ни в жизнь не пройти мимо дружины княжеской. Не пересечь врат Вольнограда. Будьте покойны: боги охранят вас от силы его темной, - запричитала старуха. - Закрывайте очи: утро вечера мудренее. - Тихо зашелестело покрывало, вздулся полог, словно парус - и тут же опустился - княжич задремал.
У окон
Бродит дрема
Возле дома.
И глядит –
Все ли спят?
Раздень меня, разуй меня,
Уложи меня, укрой меня,
А засну я сам.
Песня Вольги разлетелась по палате, мягким шелестом пронеслась мимо чертог княжеских, вылетела с легким ветром во двор и растаяла в ночной синеве.
Ведьмина изба
- Говори, ведьма, что узрела ты в черных варевах своих? - голос резкий, властный, точно звон наковальни в мастерской умелого кузнеца.
Абельхаят вздрогнула, будто от пощечины, расплескала отвар степных трав и грозно смерила Вацлава недобрым взглядом. Он ступил в ее избу, и с ним пришла в дом Тьма непроглядная. Заползла за порог густым маревом, заволокла избу, расстелилась по полу да затаилась в безмолвии – ждет, пока хозяин на жертву перстом укажет. Тихо потрескивали в очаге поленья, разнося дух еловника по покоям. Разлетались искры красные, словно Перун звезды с неба пригоршнями раскидывал. Кружили в воздухе огоньки, исполняя ритуальный танец, опускались на земляной пол, теряя свое былое величие, и отползала Тьма – шипела, будто аспид подколодный и забивалась в угол – огонь священный не по нраву ей был.
Вацлав зашелся сухим болезненным кашлем. Вздулась вена на челе его, лицо покрылось испариной. Подползла к нему Тьма, заластилась у ног, обволокла бережно, словно дитя малое, успокоила-убаюкала - да вонзила клыки в грудь молодецкую. Пуще прежнего закашлял Вацлав, рукавом утирая черные сгустки с кровавых губ. Тьма трепетала, вибрировала от каждого движения князя, с наслаждением упиваясь его силой. Абельхаят подожгла от полена сухой пучок трав целебных, запела протяжно низким гласом, обкурила князя маревом сизым. Зашипела Тьма, закручинилась, затряслась в припадке бессильной злобы. Набатом отдавались от стен песнопения ведьмины, всполыхнуло ярким пламенем кострище, искажая тени и превращая их в безликое скопище. Все сильнее становилась песня Абельхаят, все быстрее кружили в ритуальном танце руки ее, разрезая густую темень, словно топор поленья. Упал Вацлав на колени, осипло дыша, вздохнул судорожно полной грудью – уползла Тьма, помогли напевы ведьмины.
- С лукнесом ходил? – спросила Абельхаят. Спросила, дабы услышать ответ из уст самого Вацлава – она знала, что ходил, но виду подавать не хотела. Тяжело поднялся князь с колен, звякнули костяные зажимы в светлых косах его: каждый зажим – трофей - первая кость с пальца врага. Высок и статен был Вацлав. Смотрел он на всех очами - цветом, точно первая мартовская листва. Молвил устами, покрытыми нарывами, кровоточащими от любого движения – Тьма брала свое. Припадал на левую ногу, тяжело хромая, но трости не носил – считал ее признаком слабости и хвори.