Всадники расступились, пропуская вперед своего повелителя. Лукнес восседал на гнедой лошади, словно на престоле княжеском. Стан его был прям и горделив. На макушке красовалась шапка соболиная, золотыми вставками и каменьями обшитая. Драгоценные самоцветы переливались, отражая блики пламени и, казалось, что над челом лукнеса боги затеяли игрища, осыпая кханского повелителя звездами из ларца небесного. Меховой кафтан подпоясан красным кушаком, на ногах сапоги из кожи дубленой. Лицо лукнеса покрывала сеть глубоких морщин, словно паучиха оплела его шелковыми нитями. Алтан Шагай был ростом невысок, но в ширь раздался знатно - и как лошадь выдерживает немалый вес его? Узкие прорези черных, как смоль глаз, не сводили пристального взгляда с Вацлава, ожидая ответа.
- Не серчай, лукнес, но говорить тебе не стал, ибо только мне судьбой написано предателя на меч насадить! - развернулся Вацлав к Алтан Шагаю могучей спиной и грозно взглянул на всадников. Лукнес кивнул головой, давая свое добро - расступилась конница, пропустила князя вперед к смерти его.
- Постой, княже! Ходит молва, что у братца твоего, жена, будто лебедь - бела и изящна. Красавица, говорят, что и королю заморскому в жены не стыдно отдать. - Остановился Вацлав, нахмурил очи в раздумье - не ведал он, что у Ивара женушка есть. А если так, то и княжичем, поди, уже разжился подлый братец. Лукнес взирал с высоты в ожидании ответа, буравя макушку князя тяжелым взглядом. Вот славы-то ему будет и почета, если княгиня ноги ему будет обтирать, да ночью с ним в постель ложиться. Затряслись в жадном порыве руки лукнеса, загорелись недобрым пламенем очи его. Взыграла в нем мужицкая удаль - княжна - только для лукнеса, ибо шакалы его и мизинца с ее ножки не достойны были. Алтан Шагай смерил всех недобрым взглядом, будто врага на поле боя выискивая - каждый теперь ему казался соперником, покусившимся на его добро.
- Без надобности мне, лукнес, княгиня его! - после недолгих раздумий сказал Вацлав. - Можешь забирать себе, но, погоди, пока я муженька ее к пращурам не отправлю! - с этими словами князь продолжил свой путь.
Повсюду ветер разносил крики и лязг оружия. Вацлав продвигался к усадьбе медленно, отбиваясь от нападавших мужиков, от страха лишенных рассудка. Люди пробудились, повскакивали с печей да лавок и взялись за оружия, отбивая город от незваных гостей. А ведь князь хотел провернуть все тихо, без лишнего шума и суеты, а теперь это было невозможно.
Княжеские ратники выстроились в три ряда у ворот усадьбы. Подняли копья и щиты, встали в стойку боевую, да зло посмеивались Вацлаву в лицо - мол: не пройдешь ты, собака, один в поле не воин! Князь остановился возле ворот, огляделся вокруг: в низовье горели дома, отбрасывая блики в черное небо, будто птица - феникс распростерла огненные крылья свои над городом спящим. Усадьба же находилась на пригорке, повыше от людского глаза, да любопытных носов - сюда отблески пожарища не доходили. Поднял тогда Вацлав руку к небу, в последний раз обвел стражников взглядом, жаждой мести затуманенным, и наотмашь рубанул дланью воздух, будто в бою мечом орудуя. Зашелся ветер в пляске страшной бури, погнул деревца молодые, пополам сломив стан их тонкий, поднял пыль дорожную, закрутил-завертел ее ураганом и бросил в стороны, рассыпал, словно муку небрежная хозяйка. Поднялся вой, страшный гул с небес обрушился на головы ратников, будто боги кару свою ниспослали. Со всех сторон потянулись щупальца Тьмы, жадно вибрирую в лунном свете - добычу чуяли. Стражники застыли в нерешительности. Сковал их страх благоговейный, налил свинцом чугунным ноги молодецкие, затуманил разум и очи - никто не верил глазам своим, проводили ратники перед челом рукою, будто пытаясь снять морок ведьмин, но Тьма продолжала наступать. Воспользовался, тогда, Вацлав общим замешательством, сильной рукой сделал выпад в лицо ближайшего ратника, отобрал у него щит, да только укрыться им успел. Со стены, плотным потоком, обрушился на голову князя град из стрел. Послышался приказ воеводы: "Открыть ворота! Отступаем!" Но не успели воины схорониться под тенью дубовых ворот - нагнала их Тьма, заволокла, любовно обвила стан молодецкий черной рукою. Раздались первые крики, заглушая лязг оружия в низовье, донеслись до ушей Вацлава просьбы о помощи и приглушенный хруст костей - Тьма сдавила "пальцы" свои, переломив пополам ратников княжьих, словно тростинку камышовую.
Поднялась паника в рядах стражников, распался ровный строй их, все бежали без оглядки, пытаясь укрыться в башне сторожевой, топтали ногами соратников своих, сея смуту и раздор. Срывал глас на крик воевода, сгребал в охапку трусов и бросал их со стены вниз - дезертирство каралось смертью. Более храбрые душой воины поднимали луки, стреляли без разбора по щупальцам тьмы, поражая насквозь тела мертвых соратников, да только без толку все было - Тьма принимала стрелы во чрево свое, молотила в труху, да сплевывала наземь. Приказали разжечь костры. Вацлав понял, что промедление его грозило провалом. Он подобрался на земле, готовясь к броску, накрыл голову щитом, обломками стрел ощетинившимся и резко бросился напролом сквозь Тьму, зная, что не причинит она вреда хозяину своему, пока на то время не наступит. Словно в вязком киселе утоп князь, зашлось приступом сердце его, обезволенным воробушком в груби забилось, пытаясь вырваться из клети. Нахмурился князь, погрозил пальцем Тьме бессовестной, что удумала на господаря своего зубы точить. Поднял меч, в пылу неравной схватки с силой нечистой, молодым стражником потерянный и принял бой от ратников, ворота охранявших.