- Олешко, дитятко мое! - разъяренной кошкой налетела сзади на князя женщина, вонзила в лицо его ногти острые, больно куснула за ухо и сплюнула плоть его наземь, утирая кровавые губы волосами.
Разжал кулак Вацлав, гулким эхом прокатился по покоям звук упавшего тела и протяжный, свистящий вдох мальца. Князь, одним рывком, сбросил со спины своей обезумевшую бабу, поднял меч, да занес острие его над женским челом. Княжич судорожно глотал ртом воздух, пытаясь насытиться кислородом, словно рыба, что студеной зимой в лунке рыбацкой спасения ищет. Но не последовало рокового удара, как громом пораженный стоял Вацлав с занесенным мечем над женщиной - признал в ней он невесту свою, что Иваром погублена была - так люди говаривали. Княгиня поднесла длань изящную к устам алым, тихо прошептала имя княжеское, да в ноги ему бросилась, полы чертога слезами горючими орошая.
- Яра, душа моя, жива, жива, родненькая... - тяжело осел Вацлав на колени, взял за точеный подбородок княгиню, да притянул милое сердцу личико к устам своим. Жадно покрывал поцелуями лик любимой, впитывал в себя слезы ее соленые, что раны на губах его огнем обжигали, страстно, с придыханием шептал он на ушко девичье слова ласковые, да неустанно водил дланью по стану ее, словно боясь, что наваждение исчезнет из рук его, утечет студеной водой сквозь пальцы. И не было уж никого на бренной земле этой, только двое возлюбленных, что насытиться друг другом, за долгие годы расставания, не могли. Княгиня нежно обнимала Вацлава за могучую шею, утирала слезы о плечо его сильное, радостно смеялась, заливаясь соловушкой - муж ее, ненавистный, рядом лежал, пронзенный мечом княжеским. И проносились образа́ далекого прошлого перед ними нескончаемой чередою: как пришел князь Вацлав в избу боярскую, к Ярославне свататься, как долго оговаривали приданное наследство с отцом ее, да после мед пил, под лихие песни гусляра. Как в первый раз затрепетало сердечко девичье, покрылись румянцем щечки ее, от пристально княжьего взгляда - знала она, что любовь это настоящая, такая, о кой песни слагают, да девицы меж собой шепчутся. А потом пришел в град подлый Ивар, заточил он подвале темном Яру, запретил кому бы то ни было говорить о ней, под страхом смертной казни, а потом увез в Вольноград, подальше от родных просторов, да силой женил на себе. Убиенная горем, оплакивающая павшего в бою любимого, Ярославна супротивилась долго, не желая делить постель с братоубийцей, но он оказался сильнее - напал в летней ночи на нее, обесчестил, покрыл позором, да обещал молву пустить - так и подчинилась Яра предателю жестокому. Возлежала с ними, ела-пила с ним, но душей девичьей была далека, там, под стенами града родного, на заросшем кургане, что павших воинов под собой похоронил. Восемь зим с тех пор прошло, и Яра безустанно возносила молитву богам за то, что обманул ее Ивар, поселил в душе ее горечь черную, да тьму беспросветную - всегда говаривал, что собственными очами видел, как конь Вацлава косточки его перемолол в труху, да пал на грудь мертвым грузом.
Насторожился князь, резко отстранился от любимой, замер прислушиваясь - приглушенные звуки битвы стихли во дворе усадьбы, уж не раздавался больше лязг оружия, не слышны были крики агонии жаркой схватки - всех перебил лукнес, да за добычей своей спешил теперь.
- Слушай меня очень внимательно, Яра: бери княжича, выходи на черный двор, да скачи на север, там правит друг мой добрый - он даст вам кров! - Вацлав поднял за осиную талию княгиню с колен, обхватил покрепче рукоять меча и бегом направился в сторону кухни.
- Нет, свет очей моих, не покину я тебя больше! Хоть на месте заколи, но теперь всегда подле тебя буду! - взмолила княжна, простирая руки к Вацлаву. Олешко вцепился в подол ее сарафана, да не отпускал, трясясь станом, словно молодая осинка на штормовом ветру.