Скрипнув зубами, сделал то, что следовало уже давным-давно – скинул одежду и бомбочкой нырнул в тёплую солёную воду воображаемого моря.
Тело обволокло, потянуло наверх, выплюнуло из незримых пучин, и я, вытянув в стороны руки и ноги, закачался в такт волнам, отстраняясь от всех забот, тревог и неприятностей. Хватит, Саша, самокопанием ты ничего не достигнешь, только хуже сделаешь!
А потому вместо того, чтобы хныкать и ронять сопли, пытайся выбраться отсюда. Да, Второй мог и соврать, чего б нет, но мог и оказаться прав. Шанс пятьдесят на пятьдесят, знаешь ли. Либо да, либо нет.
И что из этого следует? Верно, что нужно работать, друг мой милый. Вперёд!
И закрыв глаза, изгнав из мыслей тревогу, отрешившись от мира, от всех миров, от самого себя, отдавшись на милость волн, я одну за другой зажигал точки, строил линии, ставил геометрические фигуры на место, напитав их силой. Один раз, другой, третий.
Волны мерно плескались о берег, а я раз за разом повторял и повторял, и повторял одно и то же действие.
Я растворялся в безбрежном ничто, я стал ничем и всем, пустил в себя беспредельную вечность и обнял безраздельное, став им.
Исчезло волнение, пропали тревоги, не было ничего, кроме всепонимающего, всепрощающего, всеведающего нечто, заполнившего мою душу и даровавшего истинный покой. Иллюзорный мир, реальный мир, мир снов, мир мёртвых…
Здесь и сейчас ничего не имело значения, не до чего мне не было дела.
Осталась лишь умиротворение да рутина.
Я повторял, повторял, повторял, не помня даже, что делаю и зачем. Так было надо, и этого объяснения хватало, чтобы раз за разом делать одно и то же, пытаясь получить иной результат. Кажется, кто-то сказал, что подобное есть признак безумия. Что ж, значит, я сошёл с ума.
Мы все невменяемы, все, кто живёт в этом проклятом мирке, угробившем самого себя. И лучше не будет, а потому – плыть на волнах и не думать ни о чём. Так лучше. Так правильнее.
Неожиданно всё тело словно обожгло пламенем, умиротворение испарилось, точно его и не было, я заорал и нырнул, а секунду спустя спина коснулась песчаного дна, и волны вытолкнули меня – отплевывающегося и кашляющего – на берег.
Всё тело пронизывала невыносимая слабость, голова кружилась, во рту стоял солёный привкус крови, правую руку крутило от боли, а в груди точно разгорался пожар. Я попытался подняться, но не смог – руки разъезжались в стороны, иллюзорный мир завертелся в бешеной круговерти, превратившись в смазанную ленту, вытянулся длинной полосой, закрутившейся в ленту Мёбиуса, и обрушился на меня, сложившись в точку.
***
Я вскочил с кровати и, давя вопль, огляделся по сторонам. Где я? Что происходит? Я… дома?
Опять сны?
Осторожно открыв дверь, вышел в коридор, прислушался. На кухне тихо, в гостиной – тоже. Свет не горит, вода в ванне не льётся. И как это понимать?
В этот самый момент в замке щёлкнул ключ и входная дверь открылась нараспашку, пропуская в квартиру Лену. Она была одна, без Машки, но сон показывал не прошлое, нет. Под глазами жены залегли большие мешки, она выглядела осунувшейся, постаревшей, полной безотчётной грусти и тоски.
И всё же я не встречал никого красивей ни в реальности, ни в мире грёз. Ни тогда, ни сейчас.
Так хотелось подойти и обнять её, пусть на мгновение, пусть понарошку… Обнять, прижать к себе, зарыться в густые волосы цвета пшеницы, вдыхать её аромат и не отпускать. Никогда.
Но я не сдвинулся с места, замороженный неведомой силой, не способный вымолвить ни единого слова, растерянный, испуганный, невидимый.
Лена поставила сумку на пол, скинула пальто и повесила его на крючок, потом, вздохнув, стянула кроссовки, которые с беременности предпочитала туфлям на высоком каблуке.
Ещё раз вздохнула.
А после – воззрилась на меня. Грустно, тоскливо, тяжело.
- Чего ты ждёшь? – спросила она. – Иди.
Я стоял, не шевелясь.
- Ну иди же, - указала она на дверь.
- Не хочу, - прошептал я, чувствуя, как по щекам текут слёзы. – Я не хочу туда. Я хочу остаться здесь, с тобой.
Она подошла и нежно провела ладонью по моему лицу, от чего тело словно прожгло огнём, и я смог двигаться. Обнял Лену, прижался к ней, спрятал лицо в волосах жены, не в силах оторваться от неё, не в силах удержаться от слёз, льющихся потоком.
- Я устал, - прошептал я. – Устал идти и бороться, терпеть боль, мучаться, убивать людей… Когда это всё кончится? Когда?
Она похлопала меня по спине, утешая, даруя надежду.
Сказала:
- У каждого свой крест. Мы все несём его от рождения и до смерти. Хочешь сдаться, бросить всё? Оставить нас? Оставить меня? Не верю.