— А когда Святослав вернется, ты сразу меня обратно вернешь? — промурлыкала кошка.
— Конечно, — кивнула Дана, всем видом показывая, как надоели ей эти вопросы. — Но сперва ты должна поделиться со мной силой своей. Иначе ничего не выйдет.
— Неужто тебе силы не достает?
— Достает, чтоб мужиков дурить, да от глаз всякое прятать. Ум, кошечка, вот, что позволяет не один десяток лет прожить среди людей. А сила настоящая есть у тех, кто в безвременьи прожил, кто колдовством вместо материнского молока питался. Ну так что?
— Хорошо-хорошо, — мурлыкнула кошка, обвивая черный сапожок хвостом. — Только поскорее, а то сживаться я с кошачьей шкурой начала. А значит — и ты с моей.
— Скоро уже, — пообещала невеста.
Она и сама чувствовала, как стягивается на ней силком чужая кожа. Как приживаются огненные волосы. Нет, больше тянуть было нельзя. Благо, луна со своим безразличным ликом, сама как несчастная невеста, двигалась по небу навстречу жениху-солнцу, чтоб заключить его жар в холодные объятия.
Встала со стульчика Дана, подошла к окну и ухмыльнулась. Вдали, через снежную равнину, неслась к замку волчья стая.
— Иди ко мне на ручки, кошечка, — улыбнулась невеста. — Давай попробуем заранее подготовиться. Поделись со мной силой.
Вспрыгнула на бледные руки Милорада, прикрыла глаза, заурчала. Потекла по жилам Даны обжигающая сила, мощная, как река в половодье. Прикрыла глаза невеста и рассмеялась.
Ольгу Гордана усадила себе на спину, Святослав же поехал верхом на Власе. Волки легко пробежали через горные хребты, будто те были не больше, чем обветшалым забором. Но не было в этом беге легкости и свободы, только ярость, с которой лапы разрывали рыхлый снег. Гнетуще орали над головами вороны. Все вокруг слилось для человеческих глаз в белое марево. Не успевший замотать лицо Святослав пригнулся, прижался к волчьей холке. Все силы его уходили на то, чтобы держаться да дышать ровно, лишь бы не задохнуться от врывавшегося в легкие морозного воздуха. Впереди замелькал черный дворец. Не успел Святослав обрадоваться, что они так скоро добрались, раздался треск. Что-то под землей ухнуло и загремело.
Волки, двигавшиеся стройной цепочкой, бросились врассыпную после оклика их княгини — и вовремя. Снег за ними разверзся, начал уходить из-под пружинистых лап, образовывая водоворот.
Свят обернулся лишь на мгновение и еще сильнее вцепился во Власову шкуру. Бежали Волки кто куда, подальше от напасти, а воронка все ширилась, так что даже быстрые лапы не спасали. Вот, один волк, подхваченный потоком уходившего из-под лап снега, пополз вниз. Вот, присоединился к нему товарищ. Завыли остальные, бросились было выручать, но рыкнула Гордана, приказывая двигаться вперед.
Вокруг загудели:
— Ловушка!
— Кощей проклятый в засаду нас загнал!
— Все погибнем!
Но Гордана рычала и хрипела на них, заставляя двигаться вперед. А справа и слева от них раскрывались новые и новые снежные воронки.
Волчья стая расползалась по равнине. И следа не осталось от ровного строя, от размеренного дыхания, только скулеж тех, кто угождал в снежную ловушку, да хрипы тех, кто старался как можно скорее унести ноги и спасти свою шкуру.
Из огромной стаи почти в сто голов, до подступов к дворцу добралась половина.
Свят потрепал Власа по холке, мол, потом оплачем их всех, дружище.
Громада хоромов Кощея уже показалась перед ними, как вдруг вороны, что кружили в воздухе, застыли. А потом ринулись вниз, сверкая серебряными клювами. Волки прижали головы и побежали.
— Ненаглядная моя, — пробормотал Кощей, сцепляя длинные узловатые пальцы. — Уверена ли ты? Может, мы еще немного Оленьку подождем?
— Как можно, жених мой? — вскинула брови госпожа Милорада, облаченная в полыхающий алым подвенечный наряд, расшитый золотом и самоцветами. Кощей и не думал спорить, глядя на такое великолепие. В самом деле, больше всего его беспокоил невыносимый зуд в носу. Он кивнул в сторону кошки, лежавшей на плечах невесты огненным воротником.
— Может, тогда хоть ее?
— Как⁈ — еще больше изумилась невеста. — Кошка, она ж к девичьему счастью. К защите от глаза дурного.
— Да кто ж нас тут сглазит? — нервно захихикал Кощей. Всех слуг оставили за дверями. — Даже и гостей-то нет. А я б хотел, чтоб Гордана увидала, что проспорила она, что может мне кто-то полюбить.