Яга по-мужицки сплюнула и махнула рукой.
— Что ж, княжич, забирай, коль сдюжишь. Мне ли не знать, как с этой егозой тяжко, всю жизнь ее воспитывала. Но если уж она тебе полюбилась… все равно, я б советовала тебе девицу тут оставить.
— Спасибо, бабушка Яга, — смиренно произнес Святослав и ещё раз поклонился. Женщина лишь закатила глаза.
Милорада же взвизгнула и бросилась на шею к Яге. Та, сколько бы ни было в ней злости, крепко обняла воспитанницу и поцеловала в макушку.
— Ну, беги, приданое собирай, — приказала она. — И с матерью не забудь попрощаться.
Милорада закивала и опрометью бросилась в терем, поглощенная своей радостью настолько, что позабыла и о своем женихе. Княжич проводил ее взглядом.
Это оказалось так… несложно, что сердце теперь настойчиво искало подвох.
— Правильно думаешь, в кои-то веки, — оплетенная венами рука Яги тяжело легла на его плечо. Святослав встрепенулся и посмотрел на женщину.
— О чем ты?
— Яга только хитро стрельнула глазами и повела плечами.
— С Милорадой все непросто, княжич. Ежели она решила с тобой увязаться, то пристанет, как банный лист, и не отлепишь. А коль решит, что ты не люб ей больше — поминай, как звали. Но если ты хочешь, чтоб счастье семейное чужая воля не нарушила, то постарайся ее как следует прятать в тереме в самую длинную ночь. Понял?
— Я так догадываюсь, причину ты мне не скажешь, — осмелел княжич. Яга ухмыльнулась.
— Если сделаешь, как я говорю, тебе причину узнать и не придется. Вот тебе еще напутствие — помоги своему другу вырасти в волка душой. А то щенячье сердце маловато для такой туши.
— Спасибо, — поясные поклоны уже вошли в привычку княжича. Яга довольно кивнула.
— Береги её, княжич.
— Клянусь, — сказал он, и на лице женщины появилась горькая улыбка.
— Тебе б ещё поучиться словами не разбрасываться. Ну, ничего, жизнь научит.
В тереме все ходило ходуном. Милорада размахивала руками, пытаясь уместить всю свою жизнь в аккуратный резной ларчик. Дна в нем не было видно, но Милорада все равно догадывалась, что места будет в обрез. Многочисленные наряды и украшения нырнули в черную бездну, за ними последовали зеркальце, скатерть, рукоделие, пара гобеленов: «Чем не приданое?»
Теперь девушка озиралась по сторонам, прикидывая, что она могла забыть. Будь ее воля, она взяла бы с собой весь терем и поставила его на новом месте. Она была уверена, Святослав не возразил бы, ему и самому нравились перины на лебяжьем пуху и тонкие стеклянные окна.
Точно! Мастерская!
Девушка оставила вещи укладываться дальше без нее и спустилась в комнатку, где несколько минут назад Влас превратился в волка. Кое-какие травки по ту сторону реки просто не росли, нельзя было оставлять их тут. Терем бы, конечно, позаботился о своем содержимом, но Милорада все равно переживала. Она никогда не покидала это место больше, чем на день. А тут — на всю жизнь. А какой она будет, эта жизнь?
Она раз за разом задавалась этим вопросом, и фантазия рисовала ей яркие картины, вроде тех, что она успела подглядеть через свое волшебное зеркало. Она представляла, как будет участвовать в гуляньях, как зимой будет помогать крестьянским и боярским детям лепить снеговика из трескучего снега, как летом будет танцевать в высокой траве, как будет провожать зиму и встречать осень, как будет приветствовать послов, художников. И, конечно, как будет подолгу лежать в княжеской постели с мужем, тесно прижимаясь к горячему крепкому телу. А большие руки будут гладить ее по бокам, животу, который обязательно станет круглым. Сколько детей она бы хотела? Двоих? Может, троих? А в целом, чем больше — тем лучше!
Она так увлеклась, что даже не заметила, как уселась на стол и погрузилась в свои фантазии, болтая ногами, как ребенок. Казалось, у нее вот-вот вырастут крылья, и она вовсе оторвётся от земли и взлетит, так ей было легко. Волнительно, может, даже немного страшно, но легко.
— Госпожа Милорада, — голос Власа заставил ее вернуться в реальность. Девушка обернулась. Конюх стоял в дверях, бледный, как полотно, совершенно потерянный, словно одичавший.
— Что такое, Влас? — улыбнулась она и спрыгнула со стола. Влас почесал затылок, словно пытаясь выскрести нужные слова, не через рот — так с другой стороны.
— Да мне вот все никак невдомёк, как я мог всю жизнь прожить волком в человечьей шкуре и не знать этого. Что ж я теперь, для людей опасен?
— Может, и опасен, — пожала плечами Милорада. — То ж от тебя зависит. Решай сам.