Колье оказалось ошеломительным, экстра-класса. Алонсо заплатил за него сам и не взял с Тоби ни гроша.
Тоби отправил посылку для учительницы на адрес консерватории, потому что не знал никакого другого ее адреса. Обратного адреса на пакете не значилось.
Однажды днем он зашел в собор Святого Патрика и просидел целый час, глядя на главный алтарь. Он ни во что не верил. Он ничего не чувствовал. Он не мог вспомнить слова псалмов, которые так любил.
Уходя, он замешкался у дверей собора и оглянулся назад, словно навсегда покидал этот мир. В этот миг какой-то грубый полицейский заставил уйти из церкви парочку туристов, потому что они обнимались. Тоби уставился на полицейского, и тот махнул ему, чтобы он тоже уходил. Но Тоби лишь вынул из кармана четки, полицейский кивнул и отошел от него.
Мысленно Тоби сознавал, что проиграл. Этот его мир в Нью-Йорке не был настоящим. Он потерял брата, сестру, мать, он разочаровал отца. «Милашка».
Иногда в Тоби закипал гнев, не направленный ни на кого в частности. Такой гнев особенно трудно понять ангелам, потому что слова, которые Тоби много лет назад подчеркнул в книжке Паскаля Паренте, это чистая правда.
Нам, ангелам, чужда кардиогностика. Однако умом я понимал, что чувствует Тоби. Я видел это по его лицу, по рукам, даже по тому, как он играл на лютне: слишком мрачно или чрезмерно весело. Его лютня с глубоким шероховатым звуком обрела меланхолическое звучание. И скорбь, и радость теперь принадлежали ей. Тоби не мог вложить в музыку собственную боль.
Однажды вечером его хозяин Алонсо пришел в дом, где жил Тоби. За плечом у него висел большой кожаный рюкзак.
Это жилье на самой окраине Маленькой Италии Тоби снимал у самого Алонсо. Место ему нравилось, хотя окна выходили на голые стены. Зато мебель была красивая, даже изысканная.
Однако Тоби удивился, когда открыл дверь и увидел Алонсо собственной персоной. Алонсо никогда не приходил сюда. Алонсо мог подвезти Тоби из оперы до гостиницы на такси, но никогда не поднимался с ним в квартиру.
Алонсо сел и попросил вина.
Тоби пришлось выйти, чтобы купить вина. У него в доме никогда не было спиртного.
Алонсо принялся пить. Он вынул из пиджака большой пистолет и положил на кухонный стол.
Алонсо сказал Тоби, что столкнулся с силой, никогда раньше ему не угрожавшей: русские мафиози пожелали забрать его ресторан и уже забрали его «дом».
— Они захотели бы и эту гостиницу, — сказал он, — только не знают, что она принадлежит мне.
Небольшая банда ворвалась в тот дом, где Тоби играл во время карточных партий и для увеселения дам. Они перестреляли всех мужчин, убили четырех женщин, а остальных выгнали и привели на их место своих девочек.
— Я никогда не видел такого злодейства, — рассказывал Алонсо. — Мои друзья не защитят меня. Да и какие у меня друзья? Думаю, они заодно с русскими. Думаю, они и продали меня. Иначе как бы они допустили, чтобы со мной случилось такое? Я не знаю, что мне делать. Друзья говорят, я сам виноват во всем.
Тоби смотрел на пистолет. Алонсо снял его с предохранителя, затем поставил защелку на место.
— Знаешь, что это такое? В нем столько зарядов, что и не сосчитать.
— Эльсбет тоже убили? — спросил Тоби.
— Застрелили прямо в голову, — ответил Алонсо. — Прямо в голову!
Алонсо громко заплакал. Из-за Эльсбет и пришли русские. Друзья Алонсо говорили ему, как это глупо, что они с Виолеттой приютили девушку.
— И Виолетту застрелили? — спросил Тоби.
Алонсо зарыдал.
— Да, они убили Виолетту! — Он рыдал, не в силах остановиться. — Первой они застрелили Виолетту, пожилую даму! Зачем они это сделали?
Тоби сел и задумался. Он вспоминал все криминальные истории, которые видел по телевизору или читал в книгах, основанных на реальных событиях. Он размышлял о том, кто правит в этом мире. О том, кто силен и могуществен, а кто слаб.
Он видел, что Алонсо пьянеет. Он ненавидел это.
Тоби долго думал и наконец произнес:
— Ты должен сделать с ними то, что они пытаются сделать с тобой.
Алонсо уставился на него, а потом разразился смехом.
— Я уже старик, — сказал он. — А они собираются меня убить. Я не могу пойти против них! Я никогда в жизни не стрелял из такого оружия.
Он говорил и говорил, прихлебывая вино, становился все пьянее и злее. Он объяснял, что всегда занимался «солидными вещами»: хороший ресторан, пара домов, где мужчины могут расслабиться, сыграть в карты, провести время небольшой дружеской компанией.
— Недвижимость, — вздохнул Алонсо. — Если хочешь знать. Это их интересует. Мне надо было убраться с Манхэттена ко всем чертям. Но теперь слишком поздно. Со мной покончено.