Он был выше этого. Пытаясь унять свое сердцебиение, Цзэнь проигнорировал девушку и огляделся вокруг: рассмотрел узкие переулки, неровную улицу, темноту, которая казалась более комфортной, чем поверхностный алхимический свет, используемый элантийцами.
– Где мы?
– В трущобах. – Девушка наклонила голову, чтобы посмотреть туда, где проходила главная дорога. Она все еще стояла обескураживающе близко. Аромат лилий резко контрастировал с запахом роз, которым был наполнен чайный домик. Словно услышав его мысли, девушка направила на Цзэня свой взгляд, яркий и дерзкий. – Знаю, что вы не привыкли к подобным местам, господин, но патрули сюда никогда не заглядывают.
Господин. Он проигнорировал оскорбление.
– Теперь могут и заглянуть, – заметил Цзэнь, слегка выпрямляясь. Заклинание мага заметно ослабело, так что боль стала терпимой. Рана все еще кровоточила, но у него не было ни времени, ни материалов, чтобы обработать ее. – Нам нужно выбраться из города.
Не успели слова сорваться с его губ, как до них донеслась ритмичная литания[9], звенящая глубоко в ночи.
Девушка втянула воздух.
– Колокола, – прошептала она, а затем ее взгляд метнулся к Цзэню: – Рассветные и закатные колокола.
Цзэнь не был уверен, что это значит. Он не рос в обычном городе Хин и едва ли успел насладиться Последним царством, прежде чем оно пало. С вторжением элантийцев города стали синонимом смертельных ловушек для таких, как он. Что Цзэню было известно, так это то, что в далекой столице Тяньцзин – городе, который его семья упорно избегала, – имелась пара колоколов, в обязательном порядке звонивших на рассвете и с наступлением сумерек. Он не был уверен, почему их звон так обеспокоил девушку.
Она все еще смотрела на него так, будто он был сумасшедшим.
– Ради четырех богов, ты что, вырос в женском монастыре? Город… его закрывают.
Ах. Цзэнь прищурился и наклонил голову в ту сторону, откуда слышался звон. Держась рукой за бок, он оттолкнулся от стены и с облегчением обнаружил, что может стоять на ногах. Мир больше не вращался.
– Пойдем прямо к городским воротам, – сказал он. – Нельзя терять ни минуты.
Она покачала головой:
– Это первое место, где они станут искать. Возле закрытых ворот соберется целая толпа Ангелов.
– Тогда перелезем через городские стены.
– На них невозможно вскарабкаться. Патрули убьют нас на месте.
Цзэнь колебался. Если они в ближайшее время не выберутся из Хаак Гуна, он будет кишеть элантийскими солдатами и, что еще хуже, магами правительства.
«Элантийская военная крепость, должно быть, уже поднята по тревоге», – подумал он. Так что вскоре его и эту девушку выкурят, как угодивших в ловушку муравьев.
Если все действительно дойдет до этого…
Цзэнь принял решение за долю секунды.
– Можешь выбрать наилучший путь, а я позабочусь, чтобы мы его преодолели.
Глаза девушки заблестели, когда она посмотрела в направлении чайного домика, что остался примерно в дюжине улиц от них. Эмоции, нерешительность, вина и неприкрытая печаль скользили по ее лицу, как облака по ночному небу.
Это задевало за живое.
Голос Цзэня смягчился:
– Ты впервые стала свидетелем такого побоища?
– Нет.
Ответ девушки удивил его. За этим коротким резким словом скрывалась тысяча других. Ее взгляд можно было сравнить с непрочитанной книгой и таившейся в ней истории.
Историей, как Цзэнь подозревал, до боли ему знакомой. Он сжал челюсти.
– Тогда ты знаешь, что единственное, что мы можем сделать – это выжить.
Девушка моргнула, и выражение ее лица снова стало непроницаемым. Она уверенно и твердо шагнула вперед, как артистка из чайного домика, переходящая от одного акта к другому.
– Не отставай, – сказала она, прежде чем скользнуть в тень.
Колокола зазвонили по всему Хаак Гуну.
Народ впал в неистовство, и была задействована вся элантийская стража, загоняющая людей, как рыбу в сети. Девушка вела Цзэня закоулками, держась скользких от грязи улиц и узких, покосившихся стен, от которых веяло страданием. Уверенная в себе, она мелькала перед ним как призрак.
Хаак Гун был портовым городом. Одна его сторона оставалась открытой морю, в то время как остальные три окружали высокие стены, воздвигнутые тысячи циклов назад для защиты от мансорианских захватчиков. Ближе к концу Срединного царства, в эпоху страха, внушенного ныне печально известным демоническим практиком по имени Ночной убийца, эти стены были укреплены. Теперь же элантийцы использовали их, чтобы контролировать работу города и удерживать его жителей внутри. Стены оказались настолько высокими, что взобраться на них было практически невозможно. К тому же, как теперь видел Цзэнь, их патрулировали лучники.
9
Литания – в христианстве молитва в форме распева, состоящая из повторяющихся коротких молебных воззваний.