«Какая досада, – подумала она, закрывая глаза и устраиваясь поудобнее, – с таким-то красивым лицом, как у него».
Когда Лань очнулась от дремоты, сгущались сумерки, влекущие за собой кромешную ночную темноту.
«И воздух тоже изменился», – подумала Лань, выпрямляясь и плотнее запахивая черный плащ практика. Дело было не в запахе и не в том, что теперь, когда наступил вечер, стало холоднее…
Нет, Лань охватило ощущение, причину которого она не могла определить. Что-то, от чего по венам разливался холод, откликающийся эхом где-то в сердце.
Раздался хруст веток и сухих листьев… Девушка вздрогнула, когда из зарослей показалась фигура. Звездный свет окутал силуэт, высокий и крепко сбитый, двигающийся с точностью клинка.
– Извини за столь долгое отсутствие, – сказал Цзэнь, останавливаясь в нескольких футах от нее. – Я принес еду.
Действительно, на поясе у него висели две рыбины и множество ягод. Практик протянул ей тыквенную бутыль, наполненную свежей родниковой водой. Пока Лань жадно пила, Цзэнь сел напротив и вытащил исписанную красными символами полоску желтой, словно кукуруза, бумаги. От прикосновения его пальца бумага вспыхнула.
– Что это такое? – спросила Лань, когда огонь распространился по земле кольцом, слишком аккуратным и ровным.
Практик взглянул на нее, насаживая рыбок на палочки.
– Письменная печать фу, – ответил он. Взяв двух рыбок в одну руку, Цзэнь потянулся за чем-то у себя на поясе. Это был черный шелковый мешочек, немного старый и выцветший, но расшитый алыми языками пламени. Лань повидала достаточно красивых вещей в чайном домике, чтобы отличить дорогой шелк и сложную технику шитья.
Практик достал из мешочка еще один лист желтой бумаги.
– Существует несколько способов направить ци, самый простой из которых письменные печати, – сообщил он, протягивая Лань бумагу. Девушка провела по листу большим пальцем, поняв по текстуре, что бумага сделана из бамбука.
Цзэнь продолжил:
– Практики записывают на бумаге фу определенные печати, которые во время сражения активируют одним прикосновением. Быстро и удобно.
– Но ты во время битвы… – начала Лань, вспоминая размашистые мазки, которые Цзэнь рисовал в воздухе. Девушка изобразила пальцами несколько кругов, пытаясь подражать его движениям.
Губа Цзэня дернулась, на его лице застыло выражение, среднее между возмущением и весельем.
– Я выполнял печати, – сообщил он. – Нужных мне функций не было ни в одной из заранее написанных.
– Тогда почему бы не написать их все?
– Существуют тысячи, если не десятки тысяч печатей. И это только те, которые были созданы мастерами. Даже самое небольшое изменение может привести к созданию совершенно другой печати. Так что всех их записать невозможно. – Цзэнь перевернул поджаривающуюся на огне рыбу. – Обычно практики используют фу для самых простых печатей, как та, которую я использовал, чтобы разжечь огонь. Преимуществом фу является скорость и доступность; недостатком – ограниченность в применении. Выполнение печати на месте занимает больше времени, зато возможности практически безграничны.
Фу в руке Лань внезапно стал выглядеть намного опаснее, чем на первый взгляд.
– А для чего предназначена эта печать? – осторожно спросила она.
– Если боишься случайно ее активировать, то не стоит, – ответил Цзэнь, придвигаясь ближе. – Все фу я записываю кровью, так что они несут в себе мою ци и активировать их могу только я.
– Жуть какая.
Практик проигнорировал ее замечание и снял черную перчатку. Лань в очередной раз поразил вид его плоти: бледная кожа, испещренная десятками крошечных, устрашающе одинаковых шрамов, которые сияли белизной в лунном свете. Она заметила их еще прошлым вечером, там, в Хаак Гуне, пусть и на несколько коротких мгновений.
Лань решила сосредоточиться на фу.
– Этот штрих, – указал Цзэнь, – призывает дерево, затем перекручивает его через все эти символы металла и земли в прочную решетку. А эти выгибающиеся дугой над решеткой черты нанесены для защиты… перед тобой одна из многих печатей Защиты.
– Можешь написать и для меня парочку? – спросила Лань.
Он бросил на нее проницательный взгляд.
– Возможно, но только после того, как ты научишься сосредотачиваться на потоке ци, чем мы сегодня и занимались. – Он забрал фу, вложив ей в руку нанизанную на палочку рыбу. – Вот, время ужинать.
Пока она с аппетитом поедала жареную рыбу, Цзэнь сидел рядом, аккуратно разложив на земле все фу из своего черного шелкового мешочка. С бесконечным терпением практик разбил переплетенные штрихи и иероглифы, а после обобщал способы их применения. Впервые в жизни Лань едва обратила внимание на еду. Жар, идущий от огня, прогонял холод, который она чувствовала как внутри, так и снаружи; пламя освещало черты Цзэня, окрашивая его лицо и волосы в красный. Лань всегда приходилось выменивать, а иногда даже выпрашивать информацию у мальчишек-газетчиков, владельцев гостиниц Хак Гуна или даже у старика Вэя. Сидеть рядом с мужчиной, чей статус и образование были далеки от ее понимания, и слушать, как он учит ее без тени нетерпимости или осуждения, удивляло.