– Нэа, миэ ланхо! – испуганно воскликнула Мара Джалина.
– Я останусь здесь. Прости меня, мама! Не могу я бросить тебя одну, Экталана, – настаивал Киралейн. – Вдруг сюда вернутся люди.
Экталана подошла к нему вплотную, заглянула в его бездонные глаза и тихо сказала:
– Ты должен пойти с ними, Киралейн! Все эльфы только что оправились от ран, они слабы, им нужна твоя сила. Отведи их в Благословенный Край! Ради меня, любимый, позаботься о них! А обо мне не беспокойся – я приду следом. Сердце моё не вынесет долгой разлуки. Здесь же мне больше ничего не грозит. Люди ещё нескоро придут сюда, они будут веками бояться этой скорбной долины – места злодеяния, совершённого их безжалостными руками. Я утешу эту землю, утешу свою душу и приду к вам. Уведи моего отца, Киралейн, ради меня! Он винит себя в том, что случилось. Я чувствую, как боль раздирает его сердце. Уходите!
– Не могу спорить с тобой! – печально вздохнул король. – Я буду тебя ждать, моя нежная. Ты выйдешь за меня? Разделишь долгую вечность Благословенного Края со мной?
– Да, мой король! – кивнула сияющая серебром княжна, и впервые за долгое время лицо её осветила лучезарная тёплая улыбка.
– Тогда я начну готовиться к свадьбе. Не задерживайся здесь, любовь моя!
Экталана обернулась к остальным:
–Нэмариэн, мои дорогие! Киралейн уходит с вами. В добрый путь!
Эктавиан снова обнял её, не решаясь таять.
– Всё же я беспокоюсь о тебе, дочка…
– Оставь тревоги, Великий князь Элтлантиса! Я присмотрю за твоей дочерью. Да и недолгой будет ваша разлука… – неожиданно долетел до них голос, прекрасный, как журчание звонкого ручья.
И в кружении золотой листвы, слетающей с Кэнтрианэ, возник стройный силуэт Волшебницы из Арина. Эльфы с почтением поклонились златовласой красавице в струящемся платье, переливающемся зелёными огнями, словно рябь на воде.
И всё-таки Мара не сдержала рвущийся с языка дерзкий вопрос, горький укор:
– Не слишком ли поздно, госпожа Аринэль, ты решила почтить нас своим присутствием?
– Нет, Эрсель, – без гнева ответила волшебница, – я пришла вовремя. Понимаю, что вы ждали меня раньше, но, поверьте, в этот раз я действительно не имела права вмешиваться в то, что происходило! Поверь, Эрсель, и мне не доставляло удовольствия смотреть, как гибнет наш народ. Но даже мудрейшие из эльфов порой не видят, сколь сильно связано между собой всё, что происходит в мире. Вселенная чувствует всё это, она живая и очень могущественная – пытаться противостоять её законам весьма неразумно. Я пришла вовремя, дав вам возможность исправить собственные ошибки, переосмыслить заблуждения, истребить в себе далёкие вам чувства, которые ядом просочились в ваши сердца. И вы сумели выполнить эту волю Небес. В конце концов, вы распознали истину и ложь, и поступили верно. Даже ты, Экталана, хоть и винишь себя в убийстве, ты смогла остановиться в одном шаге от бездны – не нанести последнего мстительного удара, осознанного удара, который пробудил бы магию Моря. Сдержала его Гнев, который уничтожил бы многие миры. Вы поступили так, как и должны были. И теперь я пришла, чтобы проводить вас за Пределы Бытия и преклониться перед вами, мои великие, мудрые, отважные Герои. Быть может, не всё и не всегда вы делали правильно, но я знаю доподлинно, что вы желали миру только блага, и вели вас по жизни лишь благородство, любовь, верность и безграничная доброта. Мир потеряет многое, когда лишится вас. Он навсегда утратит истинную магию и волшебство созидания. Он потеряет Чудо Истинной Любви. Ещё нескоро явятся люди в Элтлантис. Они назовут Долину – проклятой, и молва населит её нечистью – тенями их собственных страхов. Но когда они придут, то не найдут и памяти о Звёздном Народе Элдинэ.
– Самоцветы Кэнтрианэ! – вдруг вскрикнула Экталана. – Нельзя оставить их людям – это память наших предков, наши сердца!
– Правильно, дитя моё, – улыбнулась Аринэль. – Об этом я и говорю.
Широкие рукава её сияющего зелёного платья взметнулись, как крылья, и в руках появился изысканный ларец, изукрашенный серебряными узорами, зелёными и золотыми драгоценными камнями. Изящные длинные пальцы приоткрыли крышку. С бархатных губ слетело красивое эльфийское слово, столь древнее, что даже Эктавиан не знал его значения.
Кэнтрианэ мелко задрожало золотой листвой, эльфийские камни ярко вспыхнули в его кроне, тут же погасли, как гаснет свеча от ветерка, и исчезли с ветвей. И тотчас ларец в руках волшебницы наполнился блеском серебристо-зелёных самоцветов.
Она захлопнула резную крышку шкатулки и протянула её Экталане, и глаза Аринэли блестели от слёз.