– Всё будет исполнено, моя госпожа, – поклонился Галедан с почтением, но без чрезмерной услужливости, свойственной многим при дворе. – Позвольте, я сначала провожу вас!
– Я сама дорогу знаю, не стоит. Иди, займись моими распоряжениями! – велела королева.
Серый плащ метнулся в ночи, и она заскользила по тёмным коридорам и лестницам, освещённым редкими чадящими факелами. Следом неотступной тенью бесшумно двигался Лонгир. Никто не звал его, но его присутствие рядом с королевой казалось столь же привычным и естественным, как звёзды в ночном небе – он не оставил бы её одну в ночной тьме и тишине затаившегося замка.
Безмолвие, шаги, и лишь изредка позвякивало оружие.
Они поднялись на крепостную стену, выходящую к заливу.
Серебряное море со стоном обрушивалось на прибрежные скалы, откатывалось назад и вновь рассыпалось на миллион хрустальных холодных брызг. А дальше к горизонту оно скрывалось в густом бархатном мраке, поблёскивая бликами лунного света.
Мара остановилась, любуясь завораживающим ночным пейзажем. Лёгкий бриз развевал подол голубого платья и невесомые пряди волос, а плащ трепетал за спиной как крылья духа света.
И Литей даже во сне залюбовался, в очередной раз отмечая, как прекрасна его госпожа. Лонгир застыл рядом как каменное изваяние, сжимая в руке потрескивающий на ветру факел – верно, прихватил на одной из бесконечных лестниц этой крепости. Литею не случалось бывать в Мангаре, а город этот, в самом деле, был похож на огромный, хорошо охраняемый, разросшийся до невероятных размеров рыцарский замок.
– Что скажешь, Лонгир? Красиво, не так ли? – тихо сказала Мара, не отрывая взгляда от грандиозной ночной стихии.
– Удивительно красиво, моя королева, – согласился рыцарь.
– Мне всегда нравилось море: от него веет такой силой, которую не может постичь человек.
Лонгир слушал молча и внимательно.
– А ещё печалью… – добавила Мара, оборачиваясь к воину. – Море напоминает нам, что мы не всесильны. Более того – мы ничтожно слабы. Веками и тысячелетиями его солёные воды точат эти древние камни, и жизнь человеческая лишь миг для них, и даже эльфийское бессмертие не может бороться с вечностью Моря... Иногда, мне хочется знать, что они чувствуют, глядя на море – мой сын, мой муж. Я не слышу Зова. В моей душе иной зов, иная тревога. Она гонит меня вперёд, и я спешу, отказываясь от ночлегов, являюсь во тьме, нарушая покой спящих, потому, что сама не ведаю покоя. Мне чудится, что я должна спешить, что время моё тает, как утренний туман в лучах солнца, что каждая минута промедления может стоить слишком дорого! И я спешу, Лонгир, спешу изо всех сил, хоть и кажется мне, что я всё равно опоздаю. А, может, уже опоздала. Но все это иное, это не тот Зов, что ведом эльфам. И чайки для меня – просто птицы, и море – просто море, красивое, сильное, опасное, но не более того… И всё-таки сегодня оно особенное. Смотри, как призывно блестит, как манит за собой пятно лунного света! Оно ждёт меня, Лонгир. Оно ждёт всех нас…
– Не стоит торопить время, моя госпожа! – тихо молвил Лонгир. – Всему свой срок. Идёмте! Ветер на побережье холодный и сырой, вы простудитесь…
Мара Джалина ничего не ответила, лишь побрела дальше. В лунном свете она казалась призрачной тенью.
***
В зале было темно, несколько факелов не разгоняли мрака, а делали его ещё плотнее.
Дверь распахнулась. Торопливо вошёл Шангалеро, отвесил три поклона, заговорил, затараторил подобострастно. Немолодой уже, пузатый.
В свете факелов богатая его одежда горела огнём – длинный, почти до колен, расшитый золотом, подбитый мехом, парчовый кафтан сверкал как рассветное солнце. Рядом с ним одежда Мары выглядела платьицем простолюдинки.
И всё-таки ничто не могло изменить того королевского достоинства, с которым она держалась, и рабской манеры пресмыкаться этого вообще-то весьма значительного господина.
– Моя королева, счастлив, счастлив видеть вас! – бормотал Шангалеро, широко улыбаясь. – Что же вы без предупреждения, да ещё ночью? Но не беда! Завтра же устроим пир со всеми почестями. Уж не извольте гневаться, что я вас вот так по-домашнему встречаю! Чем заслужили милость такую лицезреть нашу драгоценную госпожу, прекраснейшую в Лейндейле и справедливейшую из всех? Извольте обождать, я сейчас велю подать на стол… и свечей побольше, я…