Соколица развернулась круто на каблуках. Вполоборота оглянулись и другие эльфы.
– Я только хотел сказать, – запинаясь, пытался подобрать слова Дарген Литей, – хотел сказать, что мне очень жаль, что так случилось с эльфами. И я… осуждаю этих людей! Тех, которые убивают. Но я – не враг вам. Я не хочу зла эльфам. И я не обиделся на вас за ваши слова. И я хочу, чтоб вы знали, госпожа – я, в самом деле, друг, а не враг.
– Гиэ, ланзо динэ! Зарди, гиэ харгэй! Адо нийно, нийно Динэ! Анго рано Элдинэ! Гиэ мэйло! Камаэ иль гризго![2] – прошипела ему в лицо Соколица.
Литей ничего не понял, ни словечка. Но одного тона и горящих, как уголья, глаз было достаточно, чтобы уяснить суть.
Интонация была весьма красноречива – о примирении не могло быть и речи!
И всё-таки, стараясь говорить спокойно и вежливо, Литей твёрдо сказал:
– Простите, госпожа! Но я вас не понял. Я не знаю эльфийского.
Лигерэль прищурилась, по лицу её пробежала жёсткая ухмылка, она наклонилась ещё ближе и прошипела, как змея:
– Не знаешь эльфийского, говоришь? А что ты тогда, вообще, здесь забыл, человечек? Здесь кругом одни эльфы. Я тебе скажу, что я имела в виду: я ненавижу людей, я ненавижу тех жестоких псов, которые уничтожают мой народ! И тебя я ненавижу, придурок, потому что ты тоже – динэ. Ты тоже человек. Адо нийно Динэ![3] Запомни это! И держись от меня подальше! Не заставляй меня идти против воли Великого князя… Ему наверняка не понравится, если я снесу башку его гостю. Так что… оставь меня в покое и держись подальше, друг!
Лигерэль развернулась так же резко и пошла прочь, оставив опешившего Литея.
Сазарэль усмехнулась:
– Она не шутит. Не подходи к ней, мальчик! А ещё лучше, езжай домой – целее будешь! Сладкой ночи, Гларистарчик, – улыбнулась белокурая эльфийка и поспешила вслед за подругой.
Голубоглазый эльф поклонился ей и несмело положил руку на плечо Литея:
–Пойдём, парень!
Литей пошёл. Угрюмо и молча. Говорить не хотелось.
– Что скажешь? О них… О разговоре во дворце, – спросил эльф, немного погодя.
– Ничего не скажу. Не знаю, что сказать, – пробурчал юный принц.
– И я не знаю, – согласился Гларистар, глядя себе под ноги. – Страшно, Литей. Всё это страшно. Всё, что творится. А ещё эти эльфийки – Соколица и Сазарэль… Вот, что страшно. Злые они, жестокие. То есть… я понимаю, через многое они прошли, многое повидали, потому и стали такими. Только всё равно страшно видеть бессердечных женщин. Страшно, когда женщина убивает, когда у неё руки по локоть в крови. Это противоестественно. Так не должно быть! Вот я никого не убивал, и ты тоже не убивал, а они убивали… Для них это обычное дело. Как вот для меня с птичками поболтать, песенку спеть, с тобой по лесу побродить. Я их не осуждаю – они себя защищают. Только жутко это. Чего стоит такая жизнь? Лучше уж сразу за Море по доброй воле! Там людей нет, и зла нет. Не обижайся, что я так говорю! Но ты ведь видишь, сам всё видишь… А ведь можно просто уйти в Благословенный Край, и всё. И не надо будет убивать! Так ведь, чудовищ убивая, и самому недолго чудовищем стать. У них ведь сердца окаменели. Они ничего не чувствуют эти эльфийки, только ненависть, боль и гнев. Зачем так жить?
Литей кивнул, соглашаясь, поглядел на друга, будто заново увидел. Другим был сегодня Гларистар – потускнел небесный взгляд, словно тучи солнышко закрыли. Печаль разлилась серой дымкой. Такой беззаботный ещё ранним утром, он вдруг погрузился в тёмные мысли и стал таким мрачным, на самого себя не похожим. Больше он не проронил ни слова.
Литею тоже говорить не хотелось. На душе было так гадко, и хотелось спрятаться куда-нибудь от всех и вся. Только вот от себя всё равно не спрячешься.
Странно было как-то, тоскливо.
Вспомнилась королева Мара, и от этого чуть ли не слёзы выступили на глазах. Вот бы её сейчас увидеть! В конце концов, она ведь ему матерью была. Вот и теперь обняла бы, взъерошила непокорные чёрные вихры, сказала ласково: «о, миэ белаэ ланхо!», и стало бы сразу на душе спокойно и легко.
Но её не было. Да и не годилось взрослому воину, принцу такое детское утешение искать.
– До завтра! – бросил, не останавливаясь, Гларистар и побрёл дальше, всё так же погруженный в свои мысли.
А Литей остался один, наедине со своими мыслями, страхами и мучениями совести.
***
[1] милая
[2] смесь ругательств
[3] Я ненавижу людей!
Терро-аоро
Я тебя отвоюю у всех времён, у всех ночей,
У всех золотых знамён, у всех мечей.
Я закину ключи и псов прогоню с крыльца –