– Да причём тут любовь? – взбесилась Лигерэль. – Помолчи лучше, мальчишка, не то мигом позабуду, что пообещала тебя не трогать!
– Ой, напугала! Ты сейчас стоять без моей помощи не можешь. И рычишь на меня, зная, что я прав.
– Неправда! Да, он – великий, он – герой. Я всегда преклонялась перед ним, даже не зная, но это не любовь. Я не могу любить. Не хочу любить! Любовь – это слабость. А я – воин, я – бессердечная, я умею только ненавидеть и убивать! Ясно тебе, мальчишка? Да и кому она нужна, моя любовь? Он верен своей жене, хоть и нет её рядом. Никто другой ему не нужен. Говорят, она была прекрасна – такая нежная, изысканная, милосердная. Дочь великих эльфийских Владык. А я – просто дикарка с Запада. И хоть в тысячу красивых платьев меня обряжай – Лигерэлью и останусь.
Литей вспомнил её в тот вечер, когда она пела песню, такая волшебная, мерцающая, ослепительная, в удивительном серебристо-зелёном платье, и хотел возразить эльфийке, но она уже говорила и говорила дальше, стремясь выплеснуть реку слов.
– Я никогда не смогу её заменить. У меня сердце как лёд. Я не хочу любви, мне она не нужна. Без неё легче. Всем без неё легче! Скажи мне, Орлёнок из Даргкара, зачем любить? Зачем?
– Для любви не нужны причины! – пылко возразил Литей. – Зачем… Надо просто любить, и всё! Любить ради любви. Жить этой любовью, дышать ею. Неужели тебе самой не тяжело? Ненависть съедает изнутри, как ржавчина точит металл. А любовь – она совсем другая. Когда есть любовь, больше ничего не надо. Она просто есть, и ты счастлив уже от этого. Она живёт внутри тебя, такая тёплая, светлая, ласковая, растёт с каждым днём, наполняя всё вокруг новым смыслом. И хочется просыпаться каждое утро, жить, творить, мечтать, бежать навстречу солнцу! Ты чувствуешь в себе такую силу, словно можешь всё на свете, только ради неё – ради любви, ради любимой! И больше ничего не нужно, просто видеть её, чувствовать, как сердце замирает сладостно при звуках её голоса, видеть её улыбку, смотреть в её глаза, бездонные, как море…
Литей уже забыл о Сальяде. Он продолжал мечтательную речь и видел, как наяву, пред собой сияющее дивным светом лицо Экталаны.
– Глаза как море, говоришь? – хмурясь, перебила его Сальяда. – Постой, постой… Может, я спятила, но сдаётся мне, я поняла, о ком ты. А не слишком ли высоко ты метишь? Ты хоть понимаешь, что ты замахнулся на самое драгоценное сокровище Элтлантиса? Ты себя с ней сравнивал? Извини, тут без личной неприязни, не обижайся, но ты просто глупый смертный мальчишка! Ты не плох… для человека, но она же – бессмертная княжна, эльфийка, пророчица, единственная дочь Великого князя! Ты ей не пара, Орлёнок! Пойми, тебе не на что надеяться!
– Я, между прочим, принц! – возмутился Литей. Глаза его яростно сверкнули. – Я из рода Ринай.
– Ой, не смеши меня – принц! Ты же сам понимаешь, что я права. Ничего тебе не светит, – упрямо доказывала Лигерэль.
– А тебе, значит, светит? – совсем по-детски, обиженно крикнул Литей и вскочил. – Ты достойна Великого князя? Ты лучше, чем его жена Элинэль? Тебе и подавно нечего ждать!
Он замолк, увидев, как засверкали глаза Сальяды. Казалось, сейчас она бросится на него и, несмотря на ранение, придушит собственными руками, но вместо этого она вдруг рассмеялась как-то грустно, обречённо.
– А ведь прав ты, братишка-динэ! Выходит – мы с тобой на равных. Не нужна наша любовь никому, не нужно наше поклонение. Значит, просто будем любить ради самой любви, так ты говоришь, да? – Она помолчала и добавила: – Странно, я думала, что у меня не может быть ничего общего с Динэ, а оказалось... Мне даже есть чему поучиться у гиэ харго ланхо[1]. Выходит, ты лучше меня, человек? Ты умеешь любить, и ты умеешь прощать… Чтобы прощать, надо быть очень сильным.
Вновь воцарилась тишина, только звенели сияющие на солнце перекаты Серебряной.
***
– Ладно, нэрэди![2] Пора уже в путь! Смотри, как я буду делать, и повторяй! – велела наконец Лигерэль.
Зачерпнула в ладони, сложенные ковшиком, и зашептала, вглядываясь в прозрачную, как хрусталь, ледяную воду:
– Камаэ, камаэ, камаэ, Мраго, Мраго, Мраго![3]
Литей сделал то же самое, только усиленно, как прилежный ученик, твердил: «Камаэ, Эллил!»
– Ну и что, они придут? – с надеждой спросил Дарген.
– Подождём – увидим, – пожала плечами Сальяда.
Литей приготовился ждать, он уже запасся терпением, зная своенравие своей молодой лошадки, но как раз в этот миг где-то рядом раздалось приветственное ржание, и к реке выскочили две лошади: белая и чёрная, как день и ночь.