– А на второго тоже? – спросил другой голос.
– Гиэ ланзо! – раскатился рокочущий гром. – Одни идиоты вокруг! На пацана-то зачем, он же – не эльф. Обычные кандалы, и всё. А теперь вперёд, займитесь делом!
– Разумеется, Предводитель! – послушно откликнулся тот другой. – Ваше слово – закон. Служу делу борцов за свободу человечества! Слава Предводителю!
Голоса стихли, а падение в долгий колодец без дна всё продолжалось. Время остановилось, и лишь в душе, лишая покоя, звучало эхо этого странного знакомого-незнакомого голоса. Литей мучительно пытался вспомнить его обладателя и не мог, и это доводило до отчаяния. Он жаждал разгадать тайну голоса, она влекла, манила, звала, как опасный зелёный огонёк в болоте над трясиной.
И Литей потянулся к этому маяку, противясь безвольному скольжению в пустоту. Как усталый пловец в горной реке, он выплывал, с трудом, медленно выбираясь из окутавшей его тьмы, пустоты, тишины, изо всех сил он противился этой безысходности. Разгребая липкий туман небытия, он предпринял последний рывок и оказался на поверхности.
И, сделав глубокий вдох, словно явившийся на свет новорождённый, Литей понял, что вернулся.
***
– Очнулся, мальчик… – долетел до него голос Сальяды, встревоженный и нежный.
И это было как глоток чистой прохладной воды в раскалённый добела летний полдень.
В глазах у Литея по-прежнему было темно. Попытка открыть их отразилась такой нестерпимой жуткой болью в затылке, что принц решил повременить.
– Как ты, Литей? – спросила вновь эльфийка.
– Почему мы ещё живы? – тихо спросил он, с трудом разлепив разбитые пересохшие губы.
Он закашлялся, и корка запёкшейся крови, трескаясь на губах, обожгла огнём новой боли.
– Почему мы ещё живы? Отличный вопрос! – Литей слышал по голосу, что она усмехается. – Действительно отличный для человека, который только что вернулся с того света! Ты что же, чем-то недоволен?
Литей наконец открыл глаза. Но видел пока лишь цветные круги, что мелькали в сумерках, а может, то были и не сумерки, а лишь тьма в глазах.
Боль в голове не прекращалась ни на секунду, в ушах звенело, в висках пульсировало, словно кто-то стучал ему по затылку кузнечным молотом.
Только сейчас Литей начал осознавать, что боль жила во всем его теле, как злобное чудовище, выкручивая жилы и вгрызаясь в кости. Всё ныло так, что хотелось зайтись в бесконечном стоне. Тело занемело от ночного холода, руки были скованны и задраны куда-то вверх. Малейшее движение рождало такую боль, что хоть волком вой, но он терпел, стиснув зубы.
Привыкнув к тусклому свету, он разглядел Сальяду совсем рядом.
Они сидели у корней дерева, вершиной терявшегося в тёмном небе: скованные руки, были подтянуты вверх, так что ныли плечевые суставы. Цепь с металлическим крюком – такую не вырвешь, не сбежишь.
Дарген окинул боевую подругу беглым взглядом и со стоном вновь закрыл глаза.
– Что, не нравлюсь? – усмехнулась Лигерэль. – Ты тоже сейчас не красавец.
Литей вновь решился посмотреть на неё… На правой щеке огромный синяк, левая содрана – наверное, о камни, а может, кто железной перчаткой приложил. Ссадин столько, что не перечесть. Вся одежда перемазана грязью и кровью. Интересно, её или чужой? Пожалуй, и той, и другой. На запястьях тускло мерцало ядовитой желчью караризское железо.
И мир вокруг и вправду был окутан густыми вечерними сумерками.
Чуть поодаль горели костры, возле них сидели люди, по лесу было разбросано множество палаток. И Литей узнал место, где они очутились – неподалёку от Сосновой горки.
– Как голова-то? Досталось тебе бедному! – сочувственно молвила Сальяда.
И у принца сердце сжалось – ей бы себя пожалеть, вон ведь, живого места не найти, а она о нём радеет.
– Могло быть хуже, – пробормотал он распухшими губами, ощущая, что волосы у него покрылись льдистой жёсткой корочкой – должно быть, затылок всё же пробили.
– Возвращаясь к твоему вопросу… – начала Сальяда.
Она слегка повернулась, цепи тихо звякнули, и Лигерэль мучительно скривилась. Литей вспомнил, как она отдёрнула руку от кинжала убитого им разведчика. А теперь это дрянное железо на её тонких запястьях – наверное, оно причиняет ей дикие муки!