Она вдруг негромко засмеялась.
– Сдаётся, что ты решил жениться на мне лишь потому, что жить нам осталось всего ничего! Вряд ли бы ты согласился терпеть мой гнусный характер, мальчишка, если бы нас с тобой впереди ждали долгие годы.
– Я счёл бы за счастье терпеть твои выходки целую вечность, – с улыбкой заверил Дарген, – но, к сожалению, Творец не отмерил мне так много. Значит, будем ценить то, что у нас есть. Ещё целая ночь впереди, и я проживу её вместе с тобой, до конца, пока нас не разлучит навеки смерть.
Лигерэль вздохнула и прижалась, кажется, ещё плотнее:
– Пока нас не разлучит смерть… – эхом повторила девушка. – Какие жуткие слова, Литей!
Она поёжилась, и Литей поглядел на неё с содроганием – тяжёлые мысли не отпускали ни на минуту.
– Замёрзла? – заботливо спросил он.
– Нет! – уверенно соврала Сальяда.
И некоторое время они сидели молча, а он глядел, как ветер перебирает чёрные пряди её волос. Её близость исцеляла боль, и даже молоточки в голове не стучали уже столь безумно, и лишь сердце в груди стонало, не ведая покоя, рвалось на части от мысли о том, что первые солнечные лучи уничтожат их.
Так отчаянно хотелось спасти Сальяду, уберечь от мучений, не позволить липким рукам страха сжаться на её хрупкой шее.
– Расскажи мне что-нибудь, Литей! – вдруг негромко попросила эльфийка. – Всё равно что, лишь бы не думать о…
– Конечно! Я расскажу, – быстро заговорил Дарген. – Я расскажу тебе о нашем доме. Доме, в котором мы будем жить… Это будет большой дом, светлый и тёплый, с большим очагом. Не нужны нам Даргкар и Запад – мы поселимся в горах Остенграда. Вдали от всех, и только наши друзья будут знать дорогу к нашему дому, к нашей потаённой обители. Никто и никогда не нарушит наш покой, там, высоко-высоко. Мы будем кататься в снежных лодках, а потом в них станут кататься наши дети. Ведь там такие горы! Ах, Сальяда, если бы ты знала, какие горы в Остенграде! Огромные древние исполины, укрытые ослепительно-белыми шапками снегов. А на закате солнечные лучи расцвечивают их уборы в лилово-розовые оттенки. В ущельях грохочут по камням кристально-чистые горные реки. Вода в них студёная, живительная. А с высоты, купаясь в дымке облаков, высматривают свою добычу великие остенградские орлы, с громким клёкотом взмывая в самую высь, прямо к солнцу. А небо, Сальяда! Такого неба больше нет нигде! Такое яркое, синее, бездонное, чистое…
– Как твои глаза, – тихо прошептала Соколица.
Литей смутился и опустил свой льдисто-синий взор.
– Не знаю. Может быть, и такое, – наконец продолжил он. – Вот там, на самой вершине, где выше только небо и звёзды, мы построим наш дом, наш уютный, чудный дом! И мы всегда будем вместе, только ты и я. Пока, разумеется, не появятся наши дети. А детей у нас будет…
Литей всё говорил, и говорил, всё, что приходило на ум, тут же слетало с языка. Он плёл свою мечту, как серебристое кружево паутины, наделяя её всё новыми радужными фантазиями. Он создавал из ничего своё призрачное счастье.
Легко мечтать, когда больше ничего не остаётся.
И Литей всё говорил, говорил и говорил, убаюкивая звуком своего голоса.
А Сальяда слушала, откинувшись назад, прислонившись к холодной шершавой коре дерева. Она сидела, молча, прикрыв усталые глаза, и по щекам её бесконечной серебряной рекой катились горькие жемчужины слёз.
[1] Мой глупый мальчик!
Экталана стремительно выскользнула из зыбкого тумана Тенистых Троп, только сверкнула звездой и растаяла, столь неожиданно, что Киралейн едва успел нагнать её. Они ступили обратно в мир Лейндейла, где свет зарождавшегося дня уже сделал ночные сумерки голубовато-серыми.
Вокруг вздымались в небеса чёрные скелеты голых осенних деревьев. И Гили громко заржала, озираясь кругом.
– Что это, Киралейн? Что это за место? – тревожно спросила Экталана, оглядываясь на короля. – Я даже там, на Тенистых Тропах ощутила это...
– …это дыхание смерти, – закончил за неё Киралейн. – Здесь пролилась кровь, эльфийская кровь. И человеческая тоже. Это ты уловила.
Он пришпорил Лаялейна, поравнялся с остроконечными пиками серых скал, мертвенно-бледных, словно облитых молоком лунного света.
Экталана за его спиной тихо вскрикнула. Несмотря на отсутствие тел павших, картина недавнего побоища была достаточно красочной. Даже в тусклом свете занимавшегося рассвета на истоптанной земле ярко багровело подмёрзшее за ночь море крови.