— Трепещи, женщина, — вперед вышел джинн, что перенес Ицхака, — и склонись! Перед тобой царь…
— А ты вообще молчи! Моду взяли чужим мужьям потакать!
И, подбежав к джинну, схватила его за бороду и давай таскать.
Несчастный джинн вскоре взмолился о пощаде.
Оставив его, Сарочка взялась за других джиннов, присутствующих в зале.
— Будете знать, как всяким бабникам способствовать! Правильно Шломо вас в кувшины засовывал!
Гули, видя такой поворот дел, кинулись спасаться бегством. Ицхак, видя такой поворот дел, спрятался за троном царя.
А Сарочка, разогнав джиннов и охрану, подбиралась уже к самому повелителю.
— А ты, сундукоголовый, не покрывай моего неверного, вот я вас обоих!..
Кончилась история тем, что царь гулей велел своим слугам перенести обоих: еврея и его жену обратно в Ахдад. Ицхаку же он выдал из своих запасов мешок золота и мешок драгоценностей, пораженный его мужеством. Между собой же гули поклялись — с этого дня, ни под каким предлогом не есть евреев и прочих людей книги, а ну как снова попадется такая Сарочка.
7
Продолжение повествования о еврее Ицхаке и султане славного города Ахдада Шамс ад-Дине Мухаммаде
— Слова твои, о еврей, не лишены основания и мудрости, — султан славного города Ахдада Шамс ад-Дин Мухаммад смягчил свои речи.
— Благодарю, о шахиншах султанов, — прежние краски вернулись на лицо еврея, и дух возвратился в тело, да настолько, что Ицхак осмелился на стих:
— Ну, ну, полно те. Могу я узнать, с позволения Аллаха милостивого и высокого, и великого, и всезнающего, где взял ты, пусть и сверленную, но жемчужину среди невольниц, несравненную Зариму?
Визирь Абу-ль-Хасан помотал головой, отгоняя наваждение. Тот ли это султан, что некоторое время назад наливался красным и грозился еще до захода солнца поставить работу палачу. Если одно упоминание в разговоре имени Сарочки так меняет настроение и отношение светлейшего, не стоит ли взять за обычай вставлять его в собственные речи. Особенно на собраниях дивана…
— С любовью и охотой, если разрешит мне безупречный султан. Не далее третьего дня несравненную Зариму, чей лик подобен луне в полнолуние, чьи глаза и брови совершенны по красоте, привел мне и продал (а указанием суммы я не стану утомлять светлейшую голову) Халифа-рыбак, что живет на желтой улице.
— Врешь, врешь, собака, откуда у нищего рыбака наложница с бровями тонкими и длинными, глазами, как глаза газелей, зубами, точно нанизанные жемчужины и пупком, вмещающим унцию орехового масла, — лицо повелителя правоверных (а кто сказал, что султан в своем городе не повелитель правоверных) вновь начало наливаться дурной кровью.
— Клянусь всем ценным, что у меня есть, в конце-концов, клянусь здоровьем моей Сарочки, и всевидящий Яхве в том, что я говорю поручитель, это знание закрыто от меня. Пусть великий султан сходит к Халифе и сам спросит его, и убедится, и увидит мою правдивость, и отсутствие лжи, если захочет всемилостивейший Бог.
— Рыбак, говоришь, — рука повелителя правоверных вновь потянулась к щеке, и вновь принялась задумчиво чесать, — где-то я это имя уже…
— Осмелюсь напомнить, — бывают минуты, когда смиренным среди смиренных, к которым без сомнения принадлежал визирь Абу-ль-Хасан, должно возвысить голос (смиренный), и этот миг, без сомнения, принадлежал к таким. — Халифа — тот самый рыбак, гм, хозяин великого султана.
— Точно Халифа-рыбак, мой хозяин!
8
История о рыбаке Халифе и султане славного города Ахдада Шамс ад-Дине Мухаммаде,
Жил в городе Ахдаде человек-рыбак по имени Халифа, и был это человек бедный по состоянию, который никогда еще в жизни не женился.
Случилось в один из дней, что он взял сеть и отправился с нею, по обычаю, к реке, чтобы половить раньше других рыбаков.
Он закинул в реку сеть и потянул ее, но для него ничего не поднялось. И тогда он перешел с этого места на другое место и закинул там сеть, но для него ничего не поднялось. И он переходил с места на место, пока не отдалился от города на расстояние половины дня пути. И каждый раз закидывал сеть, но ничего для него не поднималось. И тогда сказал он в душе: «Клянусь Аллахом, я брошу сеть в воду еще только этот раз. Либо будет, либо нет!» И он бросил сеть с великой решимостью от сильного гнева, и начал тянуть, но сеть зацепилась за корягу, и сколько не старался Халифа, не мог он ее вытащить.