И, услышав слова евнуха, визирь улыбнулся и сказал:
— О евнух, этот рыбак пришёл в минуту нужды, и ты её не исполняешь? Разве ты не знаешь его, о начальник евнухов?
— Нет, — отвечал евнух.
И визирь сказал:
— Это учитель повелителя правоверных и его товарищ. А сегодня у нашего владыки султана стеснена грудь, и опечалено сердце, и ум его занят, и ничто не расправит ему груди, кроме этого рыбака. Не давай же ему уйти, пока я не поговорю о нем с султаном и не приведу его к нему. Может быть, Аллах облегчит его состояние по причине прихода этого рыбака, и султан даст ему что-нибудь, чем он себе поможет, и ты будешь причиной этого.
— О владыка, делай что хочешь, Аллах великий да оставит тебя столпом правления повелителя правоверных! Продли Аллах его тень и сохрани его ветвь и корень! — сказал евнух.
И визирь Абу-ль-Хасан пошёл, направляясь к султану, а евнух велел невольникам не оставлять рыбака. И тогда Халифа рыбак воскликнул:
— Как прекрасна твоя милость, о Рыженький, — с требующего стали требовать. Я пришёл требовать мои деньги, и меня задержали за недоимки.
А Абу-ль-Хасан, войдя к султану, увидел, что он сидит, склонив голову к земле, со стеснённой грудью, в глубоком раздумье.
И Абу-ль-Хасан, оказавшись меж рук султана, сказал ему:
— Мир над тобой, о повелитель, да благословит Аллах и да приветствует тебя и весь твой род!
И султан поднял голову и сказал:
— И над тобой мир и милость Аллаха и благословение его!
И тогда Абу-ль-Хасан молвил:
— С позволения повелителя заговорит его слуга, и не будет в этом прегрешения.
— А когда было прегрешение в том, что ты заговаривал, когда ты — господин визирей? Говори что хочешь, — сказал султан.
И визирь Абу-ль-Хасан молвил:
— Я вышел от тебя, о владыка, направляясь домой, и увидел, что твой наставник, учитель и товарищ, Халифа рыбак стоит у ворот и сердится на тебя и жалуется и говорит: «Клянусь Аллахом, я научил его ловить рыбу, и он ушёл, чтобы принести мне корзины, и не вернулся ко мне. Так не делают в товариществе и так не поступают с учителями!» И если у тебя, о владыка, есть желание быть с ним в товариществе, тогда — не беда, а если нет, — осведоми его, чтобы он взял в товарищи другого.
И когда султан услышал слова Абу-ль-Хасана, он улыбнулся, и прошло стесненье его груди, и он сказал визирю:
— Заклинаю тебя жизнью — правду ли ты говоришь, что рыбак стоит у ворот?
— Клянусь твоей жизнью, повелитель, он стоит у ворот, — сказал Абу-ль-Хасан.
И тогда султан воскликнул:
— О Абу-ль-Хасан, клянусь Аллахом, я постараюсь сделать ему должное, и если желает ему Аллах через мои руки несчастья, он получит его, а если он желает ему через мои руки счастья, он получит его! — и потом султан взял бумажку и разорвал её на куски и сказал, — о Абу-ль-Хасан, напиши твоей рукой двадцать количеств — от динара до тысячи динаров, и столько же степеней власти и визирства — от ничтожнейшего наместничества до султаната, и двадцать способов всяких пыток — от ничтожнейшего наказания до убиения.
И Абу-ль-Хасан отвечал:
— Слушаю и повинуюсь, о повелитель!
И он написал на бумажках своей рукой то, что приказал ему султан. И султан молвил:
— О Абу-ль-Хасан, клянусь моими пречистыми отцами, я хочу, чтобы привели Халифу рыбака, и прикажу ему взять бумажку из этих бумажек, надпись на которых известна только мне и тебе, и что там окажется, то я и дам ему, и если бы оказался это султанат, я бы сложил его с себя и отдал бы его Халифе, и не пожалел бы, а если окажется там повешение, или рассечение, или гибель, я сделаю это с ним. Ступай же и приведи его ко мне!
И Абу-ль-Хасан, услышав эти слова, воскликнул про себя: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Может быть, выйдет этому бедняге что-нибудь, несущее гибель, и я буду причиной этого! Но султан поклялся, и рыбаку остаётся только войти, и будет лишь то, чего желает Аллах». И он отправился к Халифе рыбаку и схватил его за руку, чтобы увести его, и разум Халифы улетел у него из головы, и он подумал: «Что я за дурень, что пришёл к этому скверному рабу — Рыженькому, и он свёл меня с Отрубяным Брюхом!» А Абу-ль-Хасан все вёл его, и невольники шли сзади и спереди, и Халифа говорил: