— Не молчи же, расскажи, расскажи, что случилось с тобой, где пропадал ты эти дни, воистину, ставшие для меня годами, и какие обстоятельства или чья злая воля привели тебя, сын мой, в дом этого доброго и благородного человека?
— Видишь ли, батюшка… — и Аль Мамун повторил историю, рассказанную Пайаму о том, как он превратился в ягненка. — Затем меня некоторое время держали в темном месте, скудно кормили и скверно обращались, и тюремщиком моим была женщина. Однако лица мучительницы я не видел, а голоса не узнал.
— Клянусь Аллахом, я найду, отыщу, кто это сделал. Я соберу всех женщин дворца, если понадобиться — всех женщин Ахдада, и заставлю повторить слова, что она говорила тебе, а ты станешь слушать, пока не отыщем мерзавку! — вскричал Шамс ад-Дин Мухаммад.
— Затем меня вывели на воздух и вели по улицам, потом снова держали в темном месте, а очнулся я уже в доме Пайама.
— Нет бога, кроме Аллаха, а Мухаммад пророк его! Воистину, калам начертал, что было суждено! А суждено нам было разлучиться, а затем снова встретиться, благодаря этому замечательному человеку, а с сегодняшнего дня, еще и моему другу!
— Э-э-э, как друг великого султана, я бы хотел…
— Ну а теперь ты, мой друг, поведай свою часть истории и, клянусь Аллахом, я уверен, она будет не менее загадочна и занимательна, чем повествование моего сына!
— Э-э-э, ну женщина привела ягненка и заказала, чтобы я определенным образом приготовил блюдо из его печени…
— Из моего сына! Когда отыщу, я вытяну ее печень и заставлю саму же съесть, затем тело брошу уличным собакам, пусть обглодают мясо и разнесут кости, и не будет мерзавке погребения!
— …и велела, чтобы я принес это блюдо в указанный дом.
— Когда?
— Сегодня, в полночь.
— Сегодня! Так что же ты молчишь, несчастный! Или решил испытать терпение султана! О-о-о, воистину, Аллах начертал все, что произойдет, и по его велению сегодняшняя ночь станет для меня ночью двойного праздника: возвращения сына и наказания врага. Будь благословенна эта ночь, среди тысячи ночей! Будь славен Аллах и трижды славны его деяния и калам, созданный прежде всех вещей! Ты укажешь мне дом, Пайам, и мы ворвемся туда! Джавад! — голос султана возвысился до крика. — Мой верный телохранитель! Собирай же людей, клянусь Аллахом, твоему шамшеру сегодня ночью будет работа!
Вместо голоса преданного слуги, эхо служило султану ответом.
— Джавад! Джавад! Где ты!
И снова эхо, и скрип двери, и черное перепуганное лицо евнуха.
— Его нигде нет, мой господин!
— Что ты такое говоришь, как это нет!
— Еще как только молодой господин вернулся, я послал невольников разыскать Джавада, но каждый из них вернулся с дурной вестью и пустыми руками. Также я послал человека к дому визиря, но и достопочтенного Абу-ль-Хасана также не оказалось на месте.
Глаза Шамс ад-Дина налились кровью.
— Собери людей, стражников, две дюжины, пусть пойдут со мной. А когда мы вернемся… клянусь Аллахом, чьей-то голове, или двум головам еще до рассвета сохнуть на копьях у дворцовых ворот.
31
И еще раз ахдадская ночь
— Мы ворвемся и изрубим тело твари на куски! — словно формулу Корана, Джавад всякий раз повторял эти слова, и верный шамшер сверкал в ночи кривым зубом.
— Огромная, со ствол пальмы змея — это удивительное дело, — терпеливо объяснял визирь Абу-ль-Хасан, — кто, или что она такое, что она делает во дворце, почему покидает его каждую ночь и, во имя Аллаха, как возвращается, ведь, насколько я понял, возврата змеи никто не видел.
— Мы ворвемся и изрубим тело твари на куски! — и шамшер подтвердил слова хозяина ущербной луной.
— Не следует забывать и о пропаже сына султана — да продлит Аллах его дни. А ну как окажется, что эти дела имеют связь.
— Мы ворвемся и изрубим тело твари на куски!
— Ворвемся, ворвемся, заладил, как торговка на базаре! — Абу-ль-Хасан потерял терпение. — А если внутри засада!
— Победим!
— А если там много воинов!
— На куски!
— С кем, с кем ты собираешься побеждать на куски! Со мной — безоружным, единственной защитой которого является возраст и положение.
— С нами стражники. Два отважных мамлюка! Клянусь Аллахом, каждый из них стоит тысячи простых воинов!
Абу-ль-Хасан взглянул на «армию». Великие воины мелко трусились и тихо шептали молитвы побелевшими губами.
— Каждый из них с радостью отдаст жизнь за нашего султана! — продолжил мысль евнух.
Дрожь стала сильнее, а молитвы громче.
— И покроет себя неувядающей славой!