Затем она опять заплакала и сказала:
— Господин мой, поговори со мной, скажи мне что-нибудь!
И мой отец (а как вы помните, на месте черного был он) понизил голос и заговорил заплетающимся языком на наречии чёрных и сказал:
— Ах, ах, нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!
И когда женщина услыхала его слова, она вскрикнула от радости и потеряла сознание, а потом очнулась и сказала:
— О господин мой, это правда?
А отец ослабил голос и отвечал:
— О проклятая, разве ты заслуживаешь, чтобы с тобой кто-нибудь говорил и разговаривал?
— А почему же нет? — спросила женщина.
— А потому, что ты весь день терзаешь своего мужа, а он зовёт на помощь и не даст мне спать от вечера до утра, проклиная тебя и меня, — сказал отец. — Он меня обеспокоил и повредил мне, и если бы не это, я бы, наверное, поправился. Вот что мешало мне тебе ответить.
— С твоего разрешения я освобожу его от того, что с ним, — сказала женщина.
И отец отвечал ей:
— Освободи и дай нам отдых.
И она сказала:
— Слушаю и повинуюсь! — и, выйдя из-под купола во дворец, взяла кувшин (а мой отец следил за ней), потерла его и проговорила что-то, и в тот же миг появился перед нею джин с красной кожей и рогами как у оленя, и колдунья ему сказала:
— Приказываю тебе этим кувшином и печатью, что связывает тебя, сделай так, чтобы муж мой, ставший таким по моему желанию и ухищрению, изменил этот образ на свой прежний.
Мой отец кинулся к юноше и увидел, что тот встряхнулся и встал на ноги.
И он обрадовался своему освобождению и воскликнул:
— Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммад — посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует!
А колдунья вошла в покои (а мой отец к тому времени вернулся на прежнее место) и сказала:
— Выходи и не возвращайся сюда, иначе я тебя убью! — и закричала на мужа.
И юноша вышел.
А колдунья вернулась к куполу, сошла вниз и сказала:
— О господин мой, выйди ко мне, чтобы я видела твой прекрасный образ.
И отец сказал ей слабым голосом:
— Что ты сделала? Ты избавила меня от ветки, но не избавила от корня!
— О мой господин, о мой любимый, — спросила она, — а что же есть корень?
И отец воскликнул:
— Горе тебе, проклятая! Что я тебе должен все объяснять, подай мне кувшин с джином и скажи слова, которые ты говорила, я сам все сделаю! Иди же и принеси его скорей мне!
47
Продолжение рассказа третьего узника
Таким образом я, со своей женой Ситт Шамсой прожили у шейха Насра еще три месяца, проводя время в еде, питьё, играх и великом веселье. А потом, через три месяца, я спал и увидел свою мать, которая печалилась обо мне, и кости её стали тонки, и тело её исхудало, и цвет её лица пожелтел, и состояние её изменилось, а я был в хорошем состоянии. И когда моя мать увидела меня в таком состоянии, она сказала: «О дитя моё, о Хасан, как ты живёшь на свете, благоденствуя, и забыл меня? Посмотри, каково мне после тебя: я тебя не забываю, и язык мой не перестанет поминать тебя, пока я не умру. Я сделала тебе у себя в доме могилу, чтобы никогда не забыть тебя. Посмотреть бы, доживу ли я, о дитя моё, до того, что увижу тебя со мною, и мы снова будем вместе, как были».
И я пробудился от сна, плача и рыдая, и слезы текли по моим щекам, как дождь, и стал я грустным и печальным, и слезы не высыхали, и сон не шёл ко мне, и я не находил покоя, и не осталось у меня терпения. А когда наступило утро, вошел ко мне шейх Наср и пожелал доброго утра и стал со мной разговаривать по своему обычаю, но я не обращал на него внимания. И он спросил жену, что со мной, и она ответила:
— Не знаю.
И тогда шейх сказал ей:
— Спроси его, что с ним?
И царевна подошла ко мне и спросила:
— Что случилось, о господин мой?
И я вздохнул и затосковал и рассказал ей, что видел во сне, а потом произнёс такие стихи:
И жена рассказала шейху, что я ей говорил, и, услышав эти стихи, он пожалел меня в моем положении и сказал:
— Сделай милость! Во имя Аллаха, отправляйся в твою страну, и заботься о девушке.
— Слушаю и повинуюсь! — отвечал я.
А потом Ситт Шамса попросила свою одежду и сказала:
— О шейх Наср, прикажи ему дать мне мою одежду, чтобы я могла её надеть!
И шейх Наср сказал мне:
— О Хасан, отдай её одежду!