— Что это?
Я с готовностью пояснила:
— Гостинцы. Хочешь попробовать? Я не жадная, всегда готова поделиться с нуждающимися оборотнями.
Ρогнар, как обычно проигнорировал мой треп, только спросил:
— Надеюсь, ты это не пробовала?
— И доставить тебе такое удовольствие?
— Вивиана, — кнез с какой-то не понятной мне тоской посмотрел прямо в глаза, — за что ты меня так ненавидишь?
Я хотела спросить: разве? Но вовремя прикусила язык и сделала вид, что не понимаю, о чем он говорит. Оборотень подавил тяжелый вздох, словно ему мешали тяжелые каменные тиски:
— Пойдем, тебя ждет мой отец. Помни о том, что я сказал тебе утром: молчи и я все улажу.
Прости, Рогнар, но время для улаживания проблем давно прошло.
Мы вышли из комнаты, по всему коридору в защитном стекле горели витые восковые свечи, которые быстро тая, распространяли по всюду легкий медовый аромат.
— Кто принес тебе поднос?
Честно говоря, изначально мне не хотелось говорить оборотню об этом. Не потому, что я боялась причинить девушке вред, в конце концов, она не ребенок и прекрасно осознавала что делает. На самом деле мне просто не хотелось привлекать к ее персоне лишнее внимание, ведь именно этого она и добивалась от кнеза. Но пришлось кратко описать несомненные достоинства незнакомой красавицы и скрепя сердце услышать удивленное:
— Милая Милица?
Я не удержалась от замечания:
— Когда она пришла ко мне, милой она не была.
Ρадий как-то странно покосился на меня, но ничего не сказал, а кнез вообще не обратил на мои слова внимания. Ну ладно, мы еще посмотрим, пока что не вечер.
Зал, в котором нас ждал Великий Кнез, находился не на первой этаже, что ожидаемо, а на третьем, по самой крышей. Видимо Булат, ощущая свое величие, не хотел ютиться внизу как все смертные, ему нужен был размах.
Рогнар толкнул расписанные красными узорами двустворчатые двери и терпеливо дождался, пока я войду внутрь, чтобы идти за мной следом.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Он сидел на обычном, отдаленном подобии трона, грубо сколоченным из необработанных досок и откровенно изучал мой не презентабельный внешний вид. Я, конечно, понимаю, что пытаясь в сиреневой комнате без расчёски пригладить длинные волосы, за время дороги, превратившиеся в самую настоящую мочалу, совсем не преуспела в этом. Да и общий помятый грязный вид не добавлял мне ни шарма, ни очарования, но воспитанные аристократы, понимая лишения войны, не будут так брезгливо морщиться, словно увидели перед собой вошь.
Рогнар, представив меня в самом начале, присел на выступе возле отца и не понимал, почему тот уже десять минут просто рассматривает меня и молчит. Не понимал это и Радий, но отошел в сторону, чтобы не мешать, властной особе наслаждаться видом поверженного врага. Про «поверженного» — это Булат так наверняка думал, хотя его ожидал большой сюрприз.
Стоять в пустом зале под желтоглазым прицелом крепкого, но уже видно, что пожилого оборотня, мне надоело скорее, чем я ожидала.
— Неужели я вам так понравилась, что вы даже дар речи потеряли?
При звуках моего сдержанного голоса Рогнар тут же приподнял голову, и принялся подавать мне знаки, чтобы я молчала. Прости, но эту партию мне нужно провести самой.
Слегка тронутое морщинами, полное смуглое лицо Великого Кнеза чуть растянулось, когда он попытался улыбнуться. Он делал это не уверенно, видимо потому что не умел, и выходило немного жутковато: пожелтевшие клыки, которые из-за возраста уже не втягивались, сильно выпирали, отчего полные губы топорщились и то и дело, на алую рубашку, поддерживаемую золотым поясом, текла тоненькая струйка слюны.
По первому впечатлению о собеседнике судить, конечно же, нельзя, но то, что Булат был мне неприятен, это факт. А я сильно раздражала его, видимо своим неопрятным внешним видом.
— Скорее я теряю дар речи от неотесанности и наглости, но это можно списать на отсутствие должного воспитания. Тифон особо никогда не обращал на это внимания. Но дитя, прежде чем являться под очи к Великому Кнезу, не смешало хотя бы умыться. Или в горах не знают, что такое вода и мыло?
Я улыбнулась:
— Знают, но по доброте душевной мы все мыло раздали оборотням, когда пытались вас научить пользоваться им. К сожалению, обратного доброго жеста мы так и не дождались.
Ρогнар, почуяв, что ещё немного и начнет просто вонять жареным, попытался вмешаться:
— Отец, я…
— Помолчи, Дамир, — осадил его отец, а я впервые услышала раздраженный голос правителя Мандебура, — у тебя ещё будет возможность сказать свое слово. А ты…
Булат перевел на меня недовольный взгляд, на который я ответила с равнодушным спокойствием:
— Копия своего деда, такая же беспардонная выскочка, не умеющая ценить доброе отношение.
Решив принять слова о Тифоне, как комплимент, я все же уточнила:
— Доброе отношение, это яд в пище или отсутствие воды? Видимо это для того, чтобы я от вас ни чем не отличалась, дабы на улице на меня никто не показывал пальцем? Тогда мне страшно спрашивать, что такое не доброе отношение.
Булат был большим, грузным, старым и уставшим. Причем об этом говорила не его внешность, а скрипучий, надтреснутый голос и давно потухший взгляд. Даже гнев, который он сейчас усиленно пытался изобразить в ответ на мои слова, выглядел каким-то жалким.
— Глупая девчонка, думаешь, что твой дед сможет тебя спасти? Когда-то он отдал весь свой народ, своего сына на откуп амбиций, хотя мог спасти всех. Неужели ты думаешь, что он станет играть по правилам и соберет за тебя хоть часть выкупа?
Я не понимала, то он говорит, но очень хотела узнать больше, в конце концов, Булат когда-то был лучшим другом Тифона, а что именно произошло между ними, он никогда не говорил. Все думали, что это было связано с предательством оборотней. Но мне иногда казалось, что там было что-то еще, не менее важное, чем истребление и Проклятие драконов.
Заметив мой интерес, Булат довольно усмехнулся, наконец-то получив возможность высказать всю накопившуюся за долгие годы обиды кому-то, кого он может хоть и косвенно, но считать врагом:
— Отвечай. Ты думаешь, Тифон придет за тобой?
Сказать «да», значит соврать, а княжна Цуринген не врет, это ведь не Элен и не Алексия, которые ради своего дела пойдут на что угодно. А сказать «нет», значит обрушить мир всех драконов в моем лице. После этого я не смогу быть для них флагманом спасения, а кроме меня никто больше на это не пойдет, иначе я бы с радостью уступила эту неблагодарную роль.
Я стиснули зубы: буду молчать, даже если он прикажет пытаться меня. Рогнар понял, почему я не тороплюсь открывать рот, он встал чуть позади трона отца и успокаивающе положил ему руку на плечо. Тот дернулся, скинул ее одним движением и, усмехнувшись уголком рта, продолжил:
— Молчишь. Только не думай, что тебе удастся избежать ответа за все, что сделал Тифон.
Разлепив сухие губы, я проговорила:
— Что вы имеете в виду?
Оказалось, Булату нужна была от меня хоть какая-то реакция, и его тут же прорвало:
— Ну конечно, он тебе ничего не рассказывал, вы все стали такими же жертвами, как и мы. Только как сын ответственен за своего отца, так и вы за выбор и поддержку своего правителя. Знаешь ли ты, что когда-то наши боги были очень дружны между собой?
Услышав про Перкунаса и Шеша, я сосредоточившись на Великом Кнезе, молча кивнула.
— Безумно любя своих избранных детей, однажды они решили сделать подарок оборотням и драконам, надеясь, что мы породнимся и наши дети, став ещё сильнее, чем прежде, создадут новую эру.
Рогнар со своим десятником, как и я, слушал откровения правителя Мандебура явно впервые. Ладно, он сейчас говорит об этом мне, но почему от сына-то скрывал, копя в себе ненависть?
— Каким образом мы могли породниться? — перебила я старика, не представляя, как такая чушь могла родиться в его голове, — драконы могли родить только от драконов, а после проклятия Шеша потеряли и эту возможность.