Выбрать главу

Мортифай поставил кувшин на землю:

- Ерунда. С какой стати старикам лгать?

- Чтобы вселить в нас надежду. Может, они для того и рассказывают нам эти сказки о других мирах - мирах, где водится множество слонов, - чтобы дрессировщики чувствовали себя дрессировщиками, даже если у них нет слонов?

Мортифай покачал головой:

- Нет, слишком многое похоже на правду. Например, остатки шаттлов. И еще рисунки...

- Ну, знаешь, моя сестра Мэй рисует слонов. Но она рисует все то, что придет ей в голову...

- Нет, Джонджей, есть кое-что и посерьезнее. Например, старина Мейндж не может толком применить и четверти того, что знает. Для этого ему нужны машины и инструменты, которых нет на этой планете, лекарства, которые никто не умеет производить. - Мортифай склонился к другу. - Вот почему мне так хочется побывать в других мирах. Чтобы научиться.

- А зачем? - пожал плечами Джонджей.

- Потому что мне интересно.

- А-а-а... потому что интересно... - Джонджей кивнул, отпил из кувшина, затем поставил его рядом с собой.

- Джонджей, а разве тебе не хотелось бы узнать, почему ты читаешь мысли в чужих головах, как это ты при помощи мысли способен передвигать предметы и даже заглядывать в будущее?

- Да нет как-то. Тем более, разве это может помочь, когда мы вместе с отцом чиним упряжь? - Джонджей пожал плечами. - Ну, может быть, я не отказался бы посмотреть настоящий цирк. Такой, каким я представляю его по рассказам стариков. Где не шесть слонов, а несколько десятков. - И он снова покачал головой. - А может, и нет...

- Эй, вы двое! - раздался в темноте грозный оклик. - Хватит шуметь! Расходитесь-ка по домам. - У них над головой захлопнулись ставни таверны.

- Это городская площадь, а не твоя собственная! - Джонджей встал на ноги. Ставни распахнулись вновь.

- По-твоему, выходит, вы можете на ней куролесить всю ночь напролет. Валяйте, только потом не жалуйтесь, что вас за это отправят в Поре тянуть лямку на лесоповале!

Мортифай поднялся на ноги и дернул Джонджея за руку:

- Ладно, пойдем отсюда! А то, глядишь, Капе и вправду настучит на нас.

Джонджей едва держался на ногах. Пошатываясь, он направился через площадь.

- Стук-стук, бум-бум, - Мортифай рассмеялся, - бум-бум-та-ра-бум.

- Бум-бум-шмяк-бряк!

Приятели, хихикая, прошествовали через площадь. На углу Мортифай подтолкнул друга на тропинку, ведущую к краалю, а сам нетвердым шагом направился домой.

Джонджей дважды обернулся на месте, затем в задумчивости почесал голову:

- Ушли. Все до единого. Никого не осталось. Он пожал плечами и начал взбираться между темных домишек по тропинке, ведущей к краалю.

- Стук-стук, бум-бум. - Взявшись за полы туники, он закружился посреди улицы. - Бум-бум-тара-бум. - Джонджей споткнулся, остановился и посмотрел на звезды. - Момус! Ты жирный, наглый прохиндей! Сколько я ни пью, у меня все равно не получается напиться до чертиков. Посмотри на меня! Кто я? Дрессировщик без собственного слона в цирке, который нигде не дает представлений! Разве я не смешон?

Джонджей поник головой, вздохнул и направился в сторону родительского дома. Это было непритязательное строение - четыре комнаты, крыльцо, притулившееся рядом с краалем. Уцепившись, чтобы не упасть, за перила крыльца, Джонджей посмотрел в темноту, туда, где были слоны, но ничего не увидел. Тьма - хоть глаз выколи. Покачав головой, он прошел внутрь дома в свою спальню. Там он рухнул как подкошенный и растянулся на подушках. Какое-то время он смотрел на тусклые звезды, мерцавшие где-то в вышине в проеме окна.

- Интересно, как это - путешествовать в межзвездном пространстве? И какие они, иные миры? Какая на них жизнь?

- Джонджей!

Юноша узнал голос матери.

- Да, мама.

В комнату с масляной лампой в руках вошла Крошка Вилл.

- Джонджей, ты знаешь, который час?

Он закрыл глаза и положил руки под голову:

- Нет, но, должно быть, очень поздно. Очень-очень. - Он открыл глаза, но тотчас закрыл - не в силах смотреть на слепящую лампу. - Ты что-то хотела, мама?

Крошка Вилл посмотрела на сына и прикусила губу:

- Я просто хотела тебе кое-что дать.

Джонджей слегка приоткрыл один глаз и увидел, что мать действительно что-то держит в протянутой руке. Джон тоже протянул руку и принял ее дар. Затем поднес к огню, чтобы лучше рассмотреть. Это был стек дрессировщика. Джонджеем овладел приступ хохота. Он даже выронил стек из рук.

- А теперь, мама, мне не хватает самого малого - собственного слона. И он расхохотался снова.

- Этот стек - из ангельского дерева.

- Тогда к нему в придачу мне нужен и ангельский слон. Джонджея душил смех. Он так и уснул - всхлипывая и фыркая время от времени.

Крошка Вилл вышла, и комната погрузилась во тьму.

Крошка Вилл сидела в тени крыльца, наблюдая за дочерью. Мэй сидела на одеяле в краале, скрестив под собой свои тоненькие ножки. На коленях у нее стояла доска с листом бумаги. Правая рука быстро и уверенно углем наносила штрихи и линии. Джонджей восседал верхом на Рег, оба они - и человек, и животное, застыли как статуя. На дорожке послышался шорох шагов, затем покашливание. Крошка Вилл обернулась и увидела, что в их сторону, опираясь на палку, ковыляет Мейндж Рейнджер.

- Мейндж, что ты здесь делаешь в такую жару? - Вилл поднялась навстречу ветеринару и предложила ему свой стул.

С благодарностью Мейндж опустился на сиденье, еще раз кашлянул, откинулся на спинку и вздохнул:

- Вилл, вот уже тридцать лет, да нет, уже тридцать один год, как я не видел и понюшки табаку. А кашель у меня такой, будто я до сих пор только и делаю, что дымлю как паровоз этой отравой. - Мейндж бросил взгляд в сторону крааля, затем покачал головой. - Эх, как время-то летит!

Крошка Вилл ласково положила ему на плечо руку:

- Новый экстракт не помог.

Мейндж покачал головой, и редкие седые пряди упали ему на лоб. Трясущейся рукой он отбросил их назад.

- Чертово зелье не дало никаких результатов. Он посмотрел на Крошку Вилл, затем на дым по ту сторону дорожки.

- Мне не следовало обнадеживать тебя. - Мейндж посмотрел в сторону крааля. - Мэй уже двадцать... двадцать четыре. - Мейндж фыркнул. - То есть двадцать земных лет. А на вид ей не дашь больше тринадцати - четырнадцати. - Он посмотрел на Вилл. - И всю свою жизнь ей суждено оставаться калекой. Хотел бы помочь, но, увы...