В нашей стране много странных и опасных болезней, которыми чаще всего заболевали низшие (поэтому и уровень смертности среди них самый высокий), реже полукровки. До чистокровных болезни доходили, если те контактировали с заражённым. Чистокровные семьи, аристократы нашего времени жили в центре городов. В центре всегда было чисто, красиво и дорого. Чистокровные платили высокие налоги, чтобы полиция усиленно следила за безопасностью. Низших, которым удавалось забрести в наши районы, быстро отлавливали и доставляли в участки, где тем приходилось сидеть не одни сутки за нелегальное нахождение на чужой территории. Получить разрешение на проход в центр для низших было очень сложным квестом. Долгое время я был уверен, что мой район, впрочем, как и остальные центральные, был защищён, но Скэриэл показал, как легко полукровки и низшие обходят законы, если это им нужно.
Полиция не могла выйти на след падальщиков уже много лет. Не хватало доказательств, прокуроры метали гром и молнии, зверели на глазах. Масла в огонь подливали журналисты, с удовольствием писавшие о носителях смерти. Конечно, они не могли упустить такой лакомый кусочек. Газеты и журналы пестрили самыми абсурдными заголовками.
«Падальщики работают на чистокровные семьи».
«К переносчикам смерти обращаются, чтобы избавиться от конкурентов в бизнесе и в политике».
«Главный прокурор просит город успокоиться и уверяет, что падальщики — это раздутая опасность».
Мама умерла от болезни, и все журналисты стали писать о том, что Грэйс Хитклиф, жену директора главного государственного банка, могли убить переносчики смерти. Фотографии нашей семьи не сходили с первых страниц местных газет. Перед домом двадцать четыре часа в сутки сидели папарацци в надежде урвать фотографию расстроенного отца или плачущей Габи.
В основном журналисты преследовали моего отца и старшего брата, так как они чаще меня выходили на улицу. Габриэлла не могла ответить ни на один из их жестоких вопросов и всё время плакала. Отец наказал Кевину, моему водителю, не отпускать меня никуда и всегда быть рядом (как будто я вообще куда-то мог уйти один). Но однажды журналисты добрались и до меня.
Я посещал музей современного искусства, так как мне нужно было сдать реферат о влиянии искусства на человека. Я и так затянул с этим заданием, потому что никак не мог взяться за учебу после похорон мамы. Лицей пошёл мне навстречу (что было очень неожиданным и щедрым подарком с их стороны) и разрешил сдавать домашнее задание позже остальных.
Кевин не стал со мной заходить: «Простите, господин Готье, но от всего этого современного искусства меня воротит, можно я вас подожду в машине?». Конечно, я согласился, во-первых, Кевин впервые что-то у меня попросил (я отмечу этот день в своём календаре), во-вторых, я хотел не спеша в одиночестве пройтись по галерее.
Когда на улице стемнело, я вышел из музея. Это было моей ошибкой, нужно было попросить Кевина зайти за мной. В ту же секунду на меня налетел незнакомец. Это был невысокий худой мужчина. Возможно, он ждал меня с самого начала, просто не мог подойти раньше из-за водителя. Я никогда прежде не видел его.
Журналист. Один из тех, кто поджидал отца или Гедеона у нашего дома. Он защёлкал фотоаппаратом со вспышкой, и меня ослепило. Встав на моем пути, ог торопливо заговорил, продолжая фотографировать.
— Мистер Хитклиф, как вы думаете, вашу маму могли заразить? У вашего отца были с кем-нибудь ссоры? Кого вы можете подозревать?
Я прикрыл глаза рукой, как будто это могло уберечь меня от вспышек (пару снимков моего удивлённого лица он всё же успел запечатлить), развернулся и забежал обратно в музей. Слава богу, журналиста не пустила охрана. Он продолжал громко говорить мне вслед: «Мистер Хитклиф, вы слышали что-нибудь о носителях смерти?! Ваше мнение на этот счёт?!» — стоя у входа. Охранник перегородил ему дорогу.
Я был так ошарашен и испуган, что попятился назад. Это было моё первое близкое знакомство с папарацци. Я знал о них из новостей о звёздах, когда наткнулся на музыкальный канал. Всё это казалось мне таким далёким. Звёзды, слежка, папарацци. Другой мир. И вот один из этих надоедливых репортёров поджидал меня.
Успокоился я, только забежав за угол, с глаз долой журналиста. Затем выхватил телефон и на ходу написал сообщение Кевину: «Забери меня у чёрного входа». Мне не хотелось обсуждать случившееся с сотрудниками музея, с волнением смотревшими мне вслед. Меньше всего мне хотелось сейчас вообще с кем-то говорить. В этой ситуации наше смсное общение с Кевином показалось мне подарком небес. Впервые я был рад, что мы не настолько сблизились с водителем, и мне не придётся пересказывать ему все детали столкновения с журналистом.
Я прошел вперёд и ещё раз завернул за угол, и когда услышал администратора музея: «Мистер Хитклиф, постойте!», то ринулся к чёрному входу. Он был с другой стороны здания, и я надеялся, что Кевин знает об этом. Мне не хотелось ещё раз столкнуться с папарацци и тем более выслушивать их гнусные вопросы и утверждения.
«Моя мама заболела и умерла. Её никто не заразил». Я повторял это про себя как мантру, пока обезумевший бежал вперед.
Я чуть не врезался в железную дверь, в последний момент опомнился и остановился перед ней, пытаясь отдышаться. Мне казалось, что за мной погоня, но это был только стук моего испуганного сердца. Я дышал так, словно у меня чёртова бронхиальная астма и сейчас я отброшу коньки.
Толкнув дверь (на случай чрезвычайных ситуаций двери открывались лишь наружу), я очутился на улице. Было темно и тихо. Справа находились мусорные контейнеры, слева пустая дорога, ведущая к проезжей части. Там где-то вдалеке стояла моя машина, люди шли с работы и поджидал тот самый журналист. Я замер в дверном проёме и сомневался, выйти мне или нет. Если я закрою дверь, потеряю возможность вернуться в безопасный музей. Будет только один выход — к главной дороге.
Я получил смс от Кевина (не прошло и года!): «Подъезжаю» — и медленно пошёл к главной дороге. Кажется, интуиция меня не подвела, я знал, что папарацци не остановятся так просто. Сзади послышался шум, за мусорными контейнерами кто-то был.
— Мистер Хитклиф, меня зовут Эдди, я из “Daily News City”, я хочу задать вам несколько вопросов.
Я опомниться не успел, как он схватил меня за руку. Это была стальная хватка незнакомого человека. Я закричал и, кажется, стал биться в истерике. Сейчас я понимаю, что выглядел, мягко говоря, как будто у меня был припадок. Возможно, мне стоило обратиться к психиатру после всего произошедшего. Кажется, мои крики напугали даже журналиста. Он отпустил меня, но продолжал что-то говорить. Журналист вытащил из кармана куртки диктофон.
— Мистер Хитклиф, я…..
— ААА! — Я правда орал так, словно надеялся, что все люди сбегутся сюда и спасут меня. Может, кто-нибудь сообразит вызвать полицию.
И тут кто-то врезался в журналиста на велосипеде и сбил его, — на этом моменте я ошарашенно заткнулся. Мужчина упал так громко, как будто мешок картошки с пятого этажа рухнул на асфальт. Диктофон выпал из его рук. Парень, мой ровесник, отбросил велосипед и со всей силы пнул диктофон в стену.
— Сукин сын! — прокричал Эдди (во всей этой сумятице я даже смог запомнить его имя) и подполз к остаткам диктофона. Возможно, это было и правда ценной для него вещью, раз он принялся с особой осторожностью собирать обломки.