— Гедеон не слишком любезен с тобой, — произнёс он, когда официанты, получив заказ, предоставили напитки и ушли на безопасное расстояние. Я аж поперхнулся водой от неожиданности. Вотермил протянул мне салфетки и улыбнулся так нежно, как будто я действительно был его несмышлёным братом и делал первые самостоятельные шаги во взрослом мире. Если бы он не был зависим от алкоголя и больше времени уделял учебе, возможно, он вполне мог быть хорошим другом. И, может быть, даже братом.
Но Гедеон… Гедеон любезен со мной ровно настолько, насколько мясник любезен с телёнком, идущим на убой.
— Ну… — Мне вдруг захотелось защитить наши отношения с братом, но я не знал, как лучше это сделать. — Иногда он добр.
Например, на днях он был очень зол (когда узнал от Сильвии, что Скэриэл был у меня ночью), но сдержался и даже не разнёс пару комнат. Весь его гнев вылился в громкий хлопок двери перед моим носом, когда, проходя мимо него, я сглупив, пожелал ему доброй ночи. Конечно, зря я это. Нужно было отсидеться в своей комнате и не показываться на глаза брату.
— Готье, я бы не спрашивал, не будь мы так близки. — Оскар выглядел нервным, будто сам не верил в свои слова, — но ты уже выбрал себе наставника? Знаю, что ещё очень рано и целый год до поступления…
Вот ради чего было устроено всё это представление: Оскар хотел стать моим наставником и с моей помощью заработать баллы. Я испытывал двоякие чувства. С одной стороны, я догадывался, что ему что-то от меня нужно. С другой стороны, я расстроился. И не мог объяснить себе почему, ведь для меня Оскар был просто бывшим другом Гедеона. Но в очередной раз осознать, что всем от тебя что-то нужно, что с тобой общаются не просто потому что ты интересный собеседник или хороший человек, было неприятно. Мне вдруг захотелось встать, жёстко отказать Оскару и уйти.
— Я… — «скажи, что выбрал брата, скажи, что выбрал брата», — ещё не решил.
Меньше всего мне хотелось терпеть общество Оскара Вотермила первый год в Академии и тащить на своём горбу его оценки. Но ещё меньше мне хотелось соврать про Гедеона и потом ощутить весь гнев брата, когда ложь вскроется. Врал я ещё хуже, чем общался с людьми.
— Подумай насчёт меня, договорились, дружище? — Это были его последние слова перед тем, как нам принесли заказ.
Оставшееся время мы провели, наслаждаясь едой. Я даже не сразу понял, как был голоден до этого. Пообедал я скудно в кафетерии лицея, потому что хотел забежать в библиотеку и перед лекциями. А дома на меня накатила такая волна усталости, что ни о какой еде уже и думать не мог. Если забыть об этом разговоре с Оскаром, то наша дальнейшая беседа (мы действительно поговорили, и я даже получил от этого удовольствие) вышла довольно интересной. Оскар рассказал пару смешных историй из своего детства: как он пытался обдурить гувернёра, когда не хотел делать домашнее задание, и симулировал боли в животе, но гувернёр был не из робкого десятка, имел медицинское образование и в качестве наказания использовал клизму.
Поговорив, я успокоился и уже не испытывал тех негативных чувств, посетивших меня ранее. В отличие от Гедеона, я быстро отходил и легко справлялся со вспышками гнева.
Впервые я посмотрел на Оскара другими глазами. Он был весёлым, смешным, хорошо ко мне относился с самого детства, и при других обстоятельствам мы могли стать чуть ли не лучшими друзьями. Но Гедеон нам этого не позволит.
Я вышел в уборную, когда Оскар оплачивал счёт (было неловко позволять ему это делать, но мне не пришло в голову захватить наличные; единственное, что было со мной, это мобильный телефон, который держался на добром слове с двадцатью процентами заряда). Ранее я попытался заговорить о раздельном счёте, но Оскар прыснул от смеха.
— Не обижай меня так, Готье, — добродушно проговорил он, — Я тебя пригласил, мне и платить.
«Мы с Оскаром в ресторане. Ничего не спрашивай. Расскажу при встрече». — Я написал Скэру. Мы много общались по телефону, но когда он уезжал надолго, то редко отвечал.
«Я там слишком занят сдачей контрольных работ, школа выносит мне мозги, не мог отвечать тебе», — оправдывался на это Лоу.
Вернувшись, я увидел, как Оскар проверял свой телефон и менялся на глазах. Он вдруг сделался очень нервным, поднялся, когда я не спеша подошёл к столику, и испуганно взглянул на меня. Выглядел он при этом так, словно на секунду забыл, что приехал со мной. Оскар был один сплошной комок нервов. Я пытался представить, что ему там могли сообщить, раз он так переменился. Возможно, кто-то из его близких попал в беду?
— Мне нужно кое-куда заехать, — проговорил он торопливо. — Совсем вылетело из головы. — Оскар театрально ударил себя по лбу. — Не успею тебя подбросить домой.
Я опешил. Что такого случилось, что он вдруг решил меня бросить в этом ресторане. Я надеялся, что он просто позволит мне вызвать Кевина или даст деньги на такси (я никогда не ездил на такси, тем более один, но, кажется, сегодня был день открытий) до дома. Но у Оскара было другое предложение.
— Не хочешь заехать со мной в одно место? Мы быстро. Туда и обратно. Я не хочу, чтобы ты один поехал домой, все же я взял тебя под свою ответственность.
«Оскар и ответственность» звучали вместе так же нелепо, как «Гедеон и дружелюбие», «Скэриэл и опера».
Я засомневался.
— Обещаю, это не займёт больше часа. Тут недалеко.
Час… это же шестьдесят минут, три тысячи шестьсот секунд. Мне совсем не понравилось, с каким напором говорил Оскар. Он выглядел так, словно уже всё решил вне зависимости от моего ответа. Мне ничего не оставалось, кроме как кивнуть. Хотя я уже понимал, что пожалею.
— Нам нужны маски и капюшоны. — Оскар позвал официанта и что-то шепнул ему на ухо. Официант посмотрел на меня с недоверием, Оскар ещё раз что-то сказал и протянул деньги.
Когда официант нас спешно покинул, Оскар повернулся ко мне.
— В том месте, куда мы поедем, лучше не палиться. Нам нужно спрятать наш цвет волос. И лица.
Все чистокровные имели светлый цвет волос. От пшеничного до серебристо-серого. Это отличало нас от полукровок и низших, которые имели разные оттенки (они могли быть рыжими, шатенами, брюнетами). У Гедеона был серый цвет волос (про себя я называл его цветом стали), Габриэлла имела пшеничный цвет, и мама часто сравнивала её с колосьями золотистой пшеницы. Мои волосы были между серым и серебряным, и я никогда не думал, что это может стать проблемой, и мне придётся их скрывать.
Хоть Скэриэл и был полукровкой, но его волосы были цвета вороного крыла, который чаще встречался у низших. Возможно ли, что отец, узнав описание внешности Скэра от Сильвии, сразу невзлюбил его, как только понял, что он полукровка?
— Господин Уильям, гость, который иногда приходит к господину Готье, он… он не чистокровный. У него тёмные волосы. — Сильвия почти шепчет эти слова в ужасе. Как вышло, что в доме, которым она управляет уже так много лет, появился незнакомый полукровка! Это же позор на её седую голову. Что скажут люди? А соседи?
Моя безграничная фантазия подкидывала эти неприятные сцены. Возможно, Сильвия не имела таких предубеждений, как мой отец. Но, также возможно, по ночам она протыкала куклу вуду с лицом Скэра, в надежде, что он больше не появится на пороге нашего дома.
До меня только дошло, что Оскар планирует отправиться в такие места, куда вход чистокровным воспрещён. Или может привлечь неприятности.
Запретные земли.
Узнай отец или брат, что я сегодня посещу запретные земли, домой я мог уже не возвращаться. Я не знал как быть, стоило ли мне отказаться сейчас и просто вызвать Кевина? Не будет ли это выглядеть как трусливый побег? Я не хотел казаться испуганным четырнадцатилеткой, каким на деле и являлся. Пока меня мучили мои размышления, официант пригласил нас в другую комнату, намного меньше зала. У меня мурашки пошли по коже, но, увидев на диване два чёрных плаща с капюшонами и маски в виде волчьей и лисьей пасти, я испугался не на шутку.