– Позволь угадать. Она пыталась защититься от Дикой Охоты.
Я уставилась на линию из белых кристаллов у своих ног.
– Да, – прошептала я.
Старый пастор вздохнул и покачал головой.
– Идем со мной, фройляйн. – Он развернулся и повел меня в северную часть церкви. Отперев маленькую дверку, он открыл ее и пропустил меня вперед. Ступив в тускло освещенное крыло, я постаралась не смахнуть плотную линию соли вдоль порога.
– Следуй за мной.
Я вздрогнула, ощутив на своем локте его сухие длинные пальцы. Потом мои глаза привыкли к сумраку, и пастор осторожно повел меня вниз, по короткому пролету ступеней. У подножья лестницы он открыл еще одну дверь и жестом предложил войти. Я нахмурилась, не зная, куда мы направляемся. В церковные погреба?
Дверь за мной захлопнулась, запечатав меня в полной темноте. Мне вспомнились рассказы о девушках и любовниках, погребенных заживо в склепах и катакомбах, и меня охватил неприятный, ползучий страх. Должно быть, так чувствуют себя те, кого отрезали от мира в могиле.
– Герр пастор… – начала я.
Что-то щелкнуло, и вспыхнуло пламя, зависло в воздухе напротив меня, словно волшебный огонек. Спотыкаясь, я пошла на свет и увидела старого пастора с фонарем в руке, хотя и не могла понять, как он зажег его так быстро, не имея под рукой ни огарка, ни свечи.
– Мы находимся в древней ризнице, – пояснил он в ответ на мой молчаливый вопрос. – Священники здесь облачались, прежде чем подняться к алтарю через этот проход. – Наклонив голову, он указал на дверь на дальней стороне. – Но отец Абеляр предпочитает облачаться в хорах. Говорит, что здесь, внизу, ему неспокойно.
Я мысленно согласилась с нашим священником.
– Что мы здесь делаем? – спросила я.
– Мы обнаружили, что за время той краткой весенней оттепели на прошлой неделе наш подвал затопило, так что перенесли все запасы сюда.
Он осветил фонарем помещение, которое оказалось гораздо больше, чем я предполагала. Помимо бочек с продовольствием, перенесенных сюда из церковных подвалов, я увидела несколько полок, забитых стопками пыльной бумаги, пергаментом и реестрами. Только тогда я поняла, что эти записи были историей нашей маленькой укромной деревушки.
– Ах, да, труд всей моей жизни. – Мерцающий свет фонаря прорезался глубоко сквозь мрак, покрыв лицо старика причудливыми тенями. Его нос сделался длинным и острым, а губы – поджатыми и тонкими. Скулы заострились, превратив улыбку в перекошенную ухмылку. – Я проследил происхождение каждого мужчины, женщины и ребенка в этом городе, – гордо произнес он. – Каждого фрукта, созревшего на грядке из крови и семени, с тех самых пор, как появилась эта деревня. Но есть семьи, которые со временем исчезают. Истории, у которых есть начало и середина, но нет окончания.
– Такое происходит в крошечных деревушках вроде нашей, – сказала я. – Матери, сыновья, отцы, дочери, сестры, братья, тети, дяди, кузены и соседи – со временем мы все перепутываемся так, что и концов не сыщешь.
Пастор пожал плечами.
– Возможно. Но есть тайны, которые даже я не в состоянии распутать. Линии жизни, оборвавшиеся в середине, исчезнувшие, незавершенные. И твоя семья одна из них, фройляйн.
Я бросила на него резкий взгляд.
– Простите?
Он улыбнулся, слегка обнажив пожелтевшие зубы.
– Констанца тебе когда-нибудь рассказывала о своей сестре, Магде?
Магда. Я подумала о том, что иногда бабушка называет этим именем Кете. Мама не обращала на это внимания, объясняя это еще одним признаком угасающего рассудка Констанцы, но я не знала, что у нее была сестра.
– Нет, – медленно ответила я. – Но это имя я слышала.
– Гм-м… – Пастор поднял фонарь, осветив полку в нескольких дюймах над его головой. Он провел пальцами по хребту лет, связанных телячьей кожей, разыскивая нужную книгу, нужное поколение. Его длинные ногти были черными от грязи и чернил. – Ах, вот же она.
Он достал огромный том, почти с него ростом, и с пыльным хлопком опустил его на письменный стол. Книга тотчас же открылась на нужной странице. Держа фонарь над книгой, пастор длинным скрюченным пальцем указал на запись посередине страницы.
МАРИЯ МАГДАЛЕНА ЭЛОИЗА ГАБОР
Магда. Сестра Констанцы. До замужества бабушка носила фамилию Габор.
– Род твоей бабушки был одним из самых древних, хотя и не самых уважаемых, – сказал старик. Я ощетинилась. Хотя я и не носила фамилию Габор, меня это немного задело. – Чудные и странные, большинство из них. Заколдованные, как их называли когда-то.
Я нахмурилась:
– Заколдованные?
Желтая улыбка пастора стала широкой и расплылась по его лицу.