Как ни противно было идти к Регентше кланяться и унижаться, но остаться совсем без денег в самый неподходящий момент виконт не мог себе позволить. И расставшись со строптивой леди, сразу же направился во дворец. По дороге настроение его несколько поднялось, когда он, минуя площадь Единорога, полюбовался на полыхающий дом одного из своих кредиторов. Ради прекрасной леди, чтоб ей икалось, Морису пришлось даже приобрести новую гитару. Её предшественница давно уже исчезла в одном из ломбардов Нижнего Города. Хорошо хоть этот так называемый маэстро не потребовал наличности, а удовольствовался векселем на двадцать золотых. Что ж, пожар в его доме случился как нельзя более кстати, не придется послезавтра расставаться с приятно звенящими монетами. Не будь для виконта так важно сохранить жалкие остатки своей финансовой репутации, он бы только посмеялся над тем наивным растяпой, что понесет в Гномий банк его вексель. Но не сейчас, когда за каждым его шагом наверняка следит будущий тесть.
Глава 6.
239 г. Четвертый день Осенних Гонок. Суард.
Хоть сестричка и шипела змеюкой с прищемленным хвостом, Его Величество ни секунды не сомневался, что поступил правильно. Особенно после разговора с Эрке. Уж если Ахшеддин увел Тигренка прямо из-под носа Придворного Мага, разозлив того до предела, то стоило постараться хотя бы ради того, чтобы немножко утереть нос зарвавшемуся Темному. Беспокойство за Шу все не проходило, но теперь, по крайней мере, Кей мог успокаивать себя тем, что сделал для неё все возможное. А уж как она со своим сбежавшим любовником поступит, её личное дело.
Волновался он ещё и по другой причине. Вчера, после беседы с Урманом, когда он передал в подарок Таис свою самую любимую книгу о старинных парусниках, Кей так и не решился написать ей записку. И теперь мучился сомнениями - может быть, все же стоило? А сестричке, как назло, сейчас не до его проблем. И Зак, тоже ещё, друг называется, со своей счастливой физиономией перед глазами маячит. И ни одного дельного совета, если не считать: 'Поговори с ней, цветочек подари. Да что ты дурью маешься!' Ну да, поговори... а если она не захочет его видеть? Можно, конечно, послать ей официальное приглашение, от которого отказаться никто не имеет права. Но если она подумает, что он её принуждает, упрется не хуже Шу. Может быть, боги решили посмеяться над ним, предназначив в жены девушку с характером наподобие любимой сестренки? Будто ему одной вздорной, упрямой и вредной ослицы поблизости не хватает.
После завтрака, рассудив, что дал сестричке вполне достаточно времени, Его Величество все же решился её проведать и разузнать, помогли ли вчерашние чрезвычайные меры выведения Её Высочества из душевного кризиса и меланхолии.
Тихий завораживающий голос из сна, напевающий без слов старинную мелодию, никуда не делся, когда Шу проснулась. Стараясь не шевелиться, она из-под ресниц рассматривала возлюбленного, сидящего вполоборота рядом на кровати. Хилл сосредоточенно изучал какой-то небольшой предмет, вертя его в руках, и задумчиво мурлыкал. От звука его голоса по телу Шу стайками бегали теплые щекотные мурашки. И, если снова закрыть глаза, казалось, что она купается в нагретом солнцем ласковом морском прибое. Но закрывать глаза не хотелось. Хотелось смотреть на него, любоваться сильным полуобнаженным телом, гладкой, немного загорелой кожей с золотистым отблеском, изящными узкими запястьями, легкой расслабленной улыбкой на четко очерченных губах, полукружьями теней от длинных темных ресниц...
- Доброе утро, - от вчерашней хрипотцы в его голосе не осталось и следа, и теперь каждое слово будто касалось её кожи нежным поглаживанием или поцелуем.
- Тигренок, доброе утро, - Шу смущенно улыбнулась и потянулась к нему.
Отложив в сторонку то, что так внимательно рассматривал, Хилл скользнул к ней и обнял. Он покрывал поцелуями её прикрытые глаза, горячие со сна щеки, губы, шептал сумбурные нежности, ласкал обнаженные плечи, спину.
- Шу, любовь моя, - жаркое дыхание щекотало её кожу, прикосновения губ заставляли таять подобно снежинке на ладони. - Моя маленькая русалка...
Прижимаясь к любимому, Шу терлась об него, впитывала родной запах. Она вся растворялась в блаженных волнах нежности, каждая пядь тела оживала и пела под его руками. Боги, неужели так бывает? Неужели можно чувствовать биение его сердца, каждое движение, каждый вздох, как свои? Можно не бояться, не юлить, не скрывать своей любви? Можно безоглядно отдаваться волшебному потоку чувств, единых для обоих? Можно без опаски сказать: