Шу не замечала, что Дайм уже дрожит от напряжения, сдерживая её натиск, не замечала, что воздух трещит от сиреневых молний беспокойства, что она взламывает ментальную защиту в стремлении понять - что с ним?
С треском рвущегося шелка барьер рухнул.
- Зачем? Ширхаб... - без сил Дайм опустился обратно на диван.
Страх и ревность, нежность и желание, печаль и надежда, облегчение, боль, любовь... маркиз обреченно улыбнулся Шу. Не могущественный глава Тайной службы, не Загребущие Лапы Императора, а отвергнутый влюбленный, измученный и беззащитный.
- Дайм... прости...
- Ты прости.
Хилл пытался разобраться, что же такое сейчас произошло. Кроме того что, оказывается, маркиз Дукрист все это время был здесь, в Суарде. Что не просто следил за ними обоими, но и чуть было не вмешался... если бы Хилл не пошел тогда с Эрке, Дайм остановил бы Придворного мага сам, рискуя потерять... от понимания того, что маркиз поставил на карту ради него, Хиллу хотелось провалиться. Он чувствовал себя глупым мальчишкой, щенком...
Метания и боль Шу заставляли стыдиться ещё больше. Он ни разу не дал себе труда задуматься, чего будет стоить ей выбор между двумя возлюбленными. До сих пор её любовь к Дайму не казалась чем-то серьезным, скорее дружбой и доверием.
Но сейчас - сейчас он чувствовал, как рушится и бьется нечто драгоценное, для всех троих жизненно важное. Потому что Шу выбрала его, назвала супругом, и не посмела просить, чтобы он и в самом деле принял её целиком, как есть. Вместе с любовью к другому мужчине - и любовью Дайма к ним обоим. Хилл чувствовал, как кусочек её души сейчас рвется и умирает, потому что она уверена, что должна отказаться от части себя. Для него, ради него. Без сомнений и сожалений.
Он судорожно пытался придумать, как же остановить, как доказать ей, что не нужно никаких жертв, не нужно выбирать. Что нельзя резать живую душу, потому что это кажется правильным.
Все эти мысли уместились меньше, чем в одно биение сердца.
- Дайм, не стоит...
- Шу, подожди, - Хилл прервал возлюбленную и развернул к себе. - Нам с маркизом надо сначала кое-что выяснить. Ты позволишь?
- Хилл...
- Пожалуйста, Шу.
"Не надо решать за меня", - Хилл не сказал этого вслух, но принцесса услышала. Даже сквозь сумбур и головокружение, сквозь боль и решимость.
Шу неуверенно кивнула и позволила ему усадить себя рядом с Даймом.
Держа холодные подрагивающие пальчики в ладонях, Хилл опустился рядом с ней на колени и позволил собственной защите раствориться, выпуская наружу чувства и мысли, открываясь теперь уже для обоих.
Это оказалось на удивление легко и приятно. Почти так же, как получалось с одной Шу - слияние всех ощущений, эмоций, желаний. Только теперь целое состояло не из двух частей, а из трех. К почти чувственному удовольствию примешивалось ощущение опасности, исходящее от Дайма. Планы, интриги, политические игры, хитросплетения заговора... и это Светлый? По сравнению с Дукристом Мастер Тени невиннее фиалки.
- Ты уверен, Хилл? - Дайм прервал его, дотронувшись до руки.
- Уверен. Если доверяешь Шу, доверяй и мне.
- А ты? Ты сможешь?
- Думаешь, это сложнее, чем служить Хиссу?
- Тигренок... милый... - Шу смотрела на него с недоверием и восторгом. - Спасибо...
- Ты же сама говорила, что ревновать глупо. Ты же не сомневаешься во мне? Почему тогда мне нужно?
- Не нужно. Хилл, любимый, ты...
Притянув Шу к себе, Хилл губами снял нечаянную слезинку.
- Я принадлежу тебе, Шу. Надеюсь, ты об этом не забыла?
- Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, Хилл? Всегда... и...
Последние слова он поймал поцелуем. Всего несколько мгновений - нежные губы, трепещущее тело в руках, запутавшиеся в его волосах пальцы, горячее, сладкое дыхание, пряный лесной запах... и откровенный, голодный взгляд Дайма.
Хилл обернулся к нему. Хищно мерцающие колдовские глаза, завораживающие и манящие. Требовательные и подчиняющие. Вызывающие.
К демонам все договоренности, доверие и прочее! Острый запах возбуждения и агрессии дразнил и звал - подраться, схватиться, доказать, кто здесь настоящий хищник. Поиграть с равным соперником.
Ласковая и прохладная рука на лбу вернула его из диких джунглей обратно в человеческую цивилизацию. Или почти человеческую - насколько магов можно отнести к нормальным людям.
Снова запах дикого меда, учащенное дыхание, горящие сиреневые глаза. Несложно догадаться, где и чем закончится их с Даймом игра. Оба будут её. Что, впрочем, справедливо. Что Дайм, что он сам, как маги Сумрачной принцессе в подметки не годятся, сколько бы не распускали хвосты, не дыбили шерсть и не рычали грозно. Хрупкая грациозная фея при желании сотрет обоих в прах. Собственно, всего несколько минут назад она это и продемонстрировала: вскрыла барьеры маркиза, не заметив, одним своим беспокойством. Но тем упоительней её любовь, её покорность... все равно что поймать сосредоточие грозы, удержать охапку молний. И подчиняться ей так сладко... почти как лететь вместе с ураганом.
- Все у вас, магов, не как у людей.
- Разве? А как у людей? - Шу заглянула вопросительно ему в глаза.
- Не так похоже на горный обвал.
Шу виновато потупилась.
- Терпение не входит в число моих достоинств, - Дайм улыбнулся примирительно.
- Да уж... - Хилл принял извинения.
Он не очень понимал, почему маркиз вызывает все большую симпатию - чувства ли Шу к Дайму оказались настолько заразительны, или то, как маркиз повел себя... мог бы без малейшего труда убрать с дороги соперника. Достаточно было лишь крохотного вмешательства, всего на несколько минут задержать Ахшеддина, и глупый мальчишка достался бы Рональду. Разбираться в причинах уже не хотелось. Какая разница? Шу будет счастлива, если он ответит Дайму если и не любовью, то хоть пониманием. И, возможно... а, собственно, почему бы и нет? Отказываться только потому, что так не принято? Чушь. Принцессам не положено любить убийц, Призывающим Тень не положено доверять естественному врагу Гильдии - начальнику тайной службы. Ну и что? У магов все не так, как положено.
Едва Хилл осознал собственное решение, волна облегчения и благодарности унесла тяжесть, пригибавшую к земле. Тяжесть, которой он не замечал, пока не избавился от неё.
Он устало положил голову на колени к любимой, и вздохнул довольно. Легкие прикосновения её рук, развязавших шнурок и зарывшихся в рассыпавшиеся волосы, казалось единственно достойной внимания вещью на свете. А все остальное - глупыми предрассудками, придуманными теми, кто не знает, что такое любовь. Теми, кто не способен понять, что нет ничего важнее вот этого чувства - доверия, понимания и единства.
- Это и есть магия правды? - спросил он спустя несколько мгновений.
- Да. Не так просто, как хочется... - отозвалась Шу.
- Нет так сложно, как могло бы быть...
- Вы оба сумасшедшие. Объединить магию, это же надо!
- От таких подарков не отказываются, Дайм.
- Шесть стихий... думаю, кое-кто удавится от зависти.
- Что, есть шансы? - Хилл поднял голову и заинтересованно взглянул на маркиза.
- Не сверкай так глазами, звереныш. Рановато.
- Угу. Учиться, и ещё учиться. Кто бы сомневался. - Хилл притворно тяжело вздохнул.
- Зато кое у кого есть шансы пообломать зубы.
- Гроза орков... - засмеялся Дайм.
- Не только. Ещё мантикоров, браконьеров и заговорщиков, - Шу состроила свирепую рожицу и показала ему язык.
Боги, как же, оказывается, бывает легко! Если не придумывать себе лишних проблем, а радоваться тому, что имеешь... наверное, это тоже магия? Или нет? И с какой стати надо было опасаться, что Шу любит ещё кого-то? Все равно как бояться, что кончится вода в океане или воздух в небе.
Несколько минут Шу и Дайм болтали о какой-то шутливой ерунде, наслаждаясь вернувшейся свободой и открытостью. И снова возлюбленная оставила решать ему, идти дальше или оставить пока, как есть. Маркиз тоже готов был сейчас принять любое его решение - и спокойно уйти, и ждать сколько понадобится. Ну так он же просил доверия? Хоть и не ожидал, что получит его так сразу и безоговорочно. Непривычно. И слишком быстро. Но... обычные человеческие игры неуместны между теми, кто видит друг друга насквозь и принимает как есть. И, пожалуй, вовсе не нужно делать скидку на непривычность. Зачем отговорки перед самим собой?
- Вашему сиятельству не кажется, что анекдоты лучше пойдут с утра?
Не дав Шу опомниться, Хилл подхватил её на руки и отступил на шаг назад. Приглашающе улыбнулся Дайму и, не оборачиваясь, понес принцессу наверх. И, едва спустил её на пол в спальне, две пары рук принялись срывать с него одежду.
Он застонал, когда возлюбленная выскользнула из объятий и подтолкнула его к Дайму. Гибкое полуобнаженное тело, твердые мышцы бойца под пальцами, властные губы, пахнущие коняком. Глубокий и жаркий поцелуй, почти укус, сплетающиеся, словно в смертельной схватке, языки. Низкий рык и вжавшиеся друг в друга напряженные бедра. Нетерпеливые нежные руки, стягивающие остатки одежды и толкающие обоих на постель. Руки, отрывающие за волосы от почти покоренного зверя под ним.
Опрокинув его, Шу скользнула сверху и впилась в губы. Они не успел усадить её на себя, как его бедрами завладели мужские руки. Тут же за ними последовал и рот, заставив Хилла закричать.
Голова кружилась, поток желания и восторга уносил в неведомые дали. Хиллу казалось, что он пьян. Пьян страстью и нежностью, запахами и прикосновениями, стонами и вздохами. Он погружался в водоворот ощущений. Два обнаженных тела - бледное и смуглое, хрупкое и сильное. Запах хвои и кувшинок, мускуса и меда... Две пары глаз - сиреневых и бирюзовых - светящихся желанием, два сердца, стучащих в унисон с его собственным.
Хилл вынырнул из наваждения, задыхаясь и горя. Откатился от сплетенных в объятии тел, ловя ртом прохладный воздух. И засмотрелся. На разметавшиеся черные пряди, зажмуренные глаза, закушенную до крови губу... на дерзко розовеющие соски и смуглую руку, сжимающую маленькую грудь. На гибкого, сильного мужчину, скользящего вниз, ко впадине пупка, приникающего губами к завиткам меж стройных раскинутых ног.
Тонкие, почти жалобные стоны и горький, терпкий запах лишали его рассудка. Крохотная алая капелька на её губах притягивала и звала... Хилл слизал её, и встретил затуманенный шальной взгляд. Шу притянула его к себе, раскрывая губы, и вцепилась ногтями в плечо.
Он пил её блаженные стоны, проникая языком в глубину рта, кусая нежные губы. Ласкал и терзал твердую бусинку соска, охватывал ладонью грудь, и гладил руку, чувствуя каждую её хрупкую косточку. Спустился ниже, к бедру, и встретился пальцами с другой рукой, мужской.
Вспышка нестерпимого желания пронзила Хилла, когда Шу закричала. Прямо ему в губы. И забилась в экстазе. И тут же он почувствовал, как Дайм отодвигается от неё, отдавая... он вмял возлюбленную в постель своим телом и вонзился в содрогающееся лоно. С каждым толчком из её горла рвался крик, ногти вонзились в его ягодицы, ноги оплели бедра.
Приподнявшись на локтях, он смотрел в искаженное страстью запрокинутое лицо. И вбивался в неё все глубже, все сильнее. И сам кричал, изливаясь в жаркую, тесную влажность.
Тяжело дыша, он упал на неё - Шу так и не выпустила его из объятий, из себя.
- Тигренок, любимый... - шептала она устало, оглаживая его плечи. - Мой солнечный...
Ему не надо было видеть, как она улыбается довольно, он и так это чувствовал. И ещё он чувствовал восхищение и желание мужчины, смотрящего на них. Хилл поднял голову и взглянул на него. Прямо в светящиеся бирюзовые глаза. Голодные глаза.
- Моя.
Хилл поцеловал её, властно раскрывая податливый рот языком, снова вжимаясь в неё всем телом, утверждая права собственности.
- Моя... - глядя в распахнутые сиреневые глаза любимой - но для голодного хищника рядом. Хищник в ответ довольно засмеялся и придвинулся вплотную
- Хилл... ещё, милый...
Шу облизала припухшие губы и подалась бедрами ему навстречу. Порочная, жадная улыбка и полуприкрытые глаза, красные следы укусов на белой коже... Хилл глухо зарычал и вошел в неё до конца, снова полный сил и страсти.
И, словно этого могло оказаться мало, почувствовал на пояснице сначала сильные руки, и тут же губы. Охваченный огнем вожделения, он не противился, когда Дайм развел его ноги и устроился между ними, лаская языком спину и жестко сжимая бедра.
- Ты хочешь, любовь моя? - спросила Шу. Одной рукой она крепко держала его за волосы, а другой - Хилл чувствовал - лаская руку Дайма на его ягодице.
- Да... хочу...
Кожа под мужскими пальцами горела, от поцелуев и укусов разбегались острые мурашки. Хилл чувствовал себя свободным, диким животным, не знающим никаких запретов. Все, что доставляет наслаждение - все правильно. Брать и отдавать... властвовать и покоряться...
Влажный, жаркий язык, облизывающий место слияния двух тел, и твердые скользкие пальцы, проникающие в напряженное отверстие, трепещущее нежное тело под ним, тесная глубина, сжимающая его - Хилл стонал, теряя разум окончательно. Он был сейчас не только собой, но и Шу, и Даймом. Чувствовал их жажду и удовольствие, обладал и отдавался - языку, лижущему оба тела, мужское и женское, и двум настойчивым рукам, проникающим в мужское тело и в женское.
Он позволял растянувшим его пальцам управлять ритмом танца. Скользил во влажном лоне и не отрывал взора от сиреневых колдовских глаз. Пил её удовольствие и отдавал свое. И закричал вместе с ней, когда горячее и твердое вонзилось ему меж ягодиц, обжигая и терзая.
Боль, смешанная с острым наслаждением, проникала в него и изливалась низкими стонами. Боль текла из его тела к обоим любовникам и возвращалась блаженством. Хилл плавился, сгорал и рождался заново между двумя возлюбленными, отдавал всего себя и получал в ответ вдвое больше.
И в длинный, бездонный миг освобождения перестал различать, где Шу, где Дайм и где Тигренок, растворился в трех слитных криках, в трех содрогающихся телах. В одной любви. На всех.