— Почему не отвечали, почему не отвечали?
— Как не отвечали?! — гаркнул Аверьянов с возмущением, и тут уже в зимовье все окончательно проснулись. — Я вас всю ночь вызывал!
— Ночью не было связи, не было связи, — просто ответил Центральный.
Крепыш милиционер с глазами-пуговками и округлым подбородком, почерневшим от щетины, громко зевнул, потягиваясь, слез с нар, обулся и направился к выходу.
— Сообщите им о трупе, — сказал Круглов и высморкался в мятый платок.
Аверьянов покосился на него.
— Центральный, я всю ночь вас вызывал, у меня сообщение… сообщение. У нас чепэ. ЧеПэ! Чрезвычайное… чрезвычайный… Несчастный случай. Мальчакитов убит. Как поняли, прием? Центральный, я Хиус.
Рация раздраженно хрипела, шелестела, посвистывала, шум эфира стал каким-то яростным, Центральный ничего не отвечал.
— Центральный, я Хиус, как слышите?
И снова все слушали напряженный хрипящий эфир.
Но вместо ответа Центрального со стуком распахнулась тяжелая дверь из широких плах. В проеме стоял милиционер. Глаза-пуговки на его бледном лице пронзительно чернели.
— Это… мужики, — как-то странно, замедленно произнес он, — а его там нет.
Круглов оглушительно чихнул.
Рация ржаво заскрежетала, пытаясь что-то произнести.
— Черт! — выругался Круглов, утираясь платком. — Семенов, что ты имеешь в виду?
Семенов кивнул на улицу и спокойно повторил:
— Его там нету.
Спокойный тон и замедленные движения не вязались с бледным лицом и лихорадочно черными глазами.
Аверьянов оставил «Карат» и, не обуваясь, в одних носках пошел на улицу.
— Хиус, Хиус! Я Центральный, что случилось? Что происходит? Прием. Как поняли, прием?! Прием… — дальше последовал мат.
Но никто не отвечал Центральному, все спешили на улицу следом за Аверьяновым, милиционером Семеновым. Утро после ясной звездной ночи было пасмурное. Туман скрывал гольцы хребта и ближайшие таежные сопки до середины. Все толпились вокруг кедровых, срубленных в темноте и на скорую руку связанных веревкой носилок. Разрезанный надвое мешок валялся рядом. Мальчакитова на носилках не было. Сейчас всем его маленькое отощавшее в бегах тело вдруг представилось не таким уж и маленьким: как оно могло исчезнуть? Тело в напитавшемся кровью ватнике, в изодранных штанах, в потрескавшихся и сбитых ботинках. С головой, обмотанной тряпкой. Кажется, это были запасные чистые портянки лесничего.
Слышно было тяжелое дыхание следователя Круглова. По его рябоватому лицу проходили словно бы волны тумана. Он вглядывался в кедровые жерди, играя желваками. Сросшиеся брови смуглого длинного Андрейченко напряженной черной птицей парили над стеклянными и слегка безумными глазами. Невысокий крепыш Семенов в болоньевой синей куртке оглядывал лица собравшихся, словно спрашивая: ну, что я говорил, увидели сами? Второй милиционер в синей олимпийке с белой молнией, застегнутой до подбородка, от холода напружинивал тренированные плечи и еще глубже засовывал кулаки в карманы брюк. Из открытой двери доносился хрипящий голос Центрального: «Хиус! Хиус!»
Аверьянов посмотрел вверх, словно оттуда и шли позывные.
— Как это так могло?.. — проговорил второй лесник.
— Олег, ответь им, — велел Аверьянов.
И Шустов, очнувшись, пошел в зимовье, сел перед «Каратом».
— Я Хиус, Хиус…
Эфир вмиг замолчал, ни хрипа, ни свиста и шороха, только внимающая тишина. Стараясь говорить предельно ясно и внятно, Шустов объяснил ситуацию. Центральный, выслушав, твердо приказал ждать распоряжений и не отключаться.
Когда Шустов вышел из зимовья, он увидел всех в том же положении. Круглов взглянул на него. Шустов сказал, что Центральный даст распоряжение.
И на всех это подействовало, как «отомри» детской игры. Все разом задвигались, заговорили. Круглов цепко осматривался.
— Далеко он уйти не мог! — выпалил Андрейченко.
Щеки его слегка зарделись. В глазах появились огоньки.
— Не мог! — повторил он убежденно и двинулся было к зимовью.
— Стой! — скомандовал Круглов. — Надо сейчас же прочесать местность.
— Ну а я чё, соответствующе? — спросил с воодушевлением Андрейченко.
И он шагнул в зимовье и вскоре вышел, натягивая брезентовый плащ и вешая на плечо ружье, торопливо на ходу закуривая. Шустов, оказавшийся на его пути, смотрел напряженно.
— Чё-о? — спросил Андрейченко с вызовом и недоумением. — Не стой остолопом, а давай за мной.
— Да, прошерстить кедровник, — сказал Аверьянов.
— А туда? — спросил Семенов в синей куртке, указывая на Покосы и сопки, наполовину скрытые туманом, за пустыми обширными полянами.