Выбрать главу
Госпожи долины, смотрящие денно и нощно, Слушайте — я пою вашу гневную песню.

Все было здесь, как всегда, кроме криков норманнских воинов внизу и шагов Хэлса вдоль ряда камней.

Слушайте — я пою вашу гневную песню.

Она повторяла это снова и снова, и смысл слов стал ускользать от нее. Гневная песня. Гневный певец. Она вспомнила старые слова. Вотан. Один, как звала его семья Хэлса. Смерть в его шлеме, смерть в его петле, в водах трясины. Ногти его почернели, кожа задубела. Хэлс продолжал мерить шагами пустошь. Она чувствовала его страх, как свой собственный, у нее скрутило живот, и она ощутила позыв испражниться. Затем это ощущение утихло и она еще больше замерзла.

Как долго она была там? Всегда.

Она была камнем, хранящим долину. Ее сестры стояли рядом, глядя вниз и протягивая к небу темные крылья.

Вдруг она услышала знакомое имя. Валькирии — так называл их ее отец.

«Подбирающие убитых. Темнее туч, они осматривают землю…»

У нее появилось ощущение полета, огромных крыльев, рассекающих небо: крыльев ли, теней — она не могла сказать точно. Она слышала крики воронов, холодный ветер бил ей в лицо.

Ее тряс Хэлс. Он пытался сказать ей, что сюда идут враги.

В небе сиял огромный полумесяц, но здесь, на холме, стелился туман.

Она возвышалась над ним и видела, как головы всадников появляются из тумана, словно они плывут по озеру. Тела коней плыли в тумане, как огромные рыбы в мутном море, а перед ними неслись копья всадников.

— Что будет отдано нам? — спросила одна из этих странных женщин голосом, грохочущим, будто комья земли, сыплющиеся на крышку гроба.

— Но мне нечего дать!

— Тогда тебе нечего хотеть.

— Помогите мне одолеть тех, кого я ненавижу.

— Цена высока.

— Я заплачу эту цену.

Она была на земле и в небе одновременно. Всадник издал клич и сказал что-то на странном наречии. Он увидел их и повернул к ней, обнажив меч.

Он сказал что-то еще, и она услышала в его словах радостное возбуждение. Ему было приятно найти здесь молодую женщину.

На поверхность тумана легли лунные тени, и эти тени были крыльями гигантских птиц — или существ, подобных птицам. Что-то темное пронеслось прямо над ней, и она, повинуясь инстинкту, закрыла лицо руками. Всадник неспешно слез с коня. Он сжал рукой ее горло, но ей казалось, что она видит себя во сне.

Он разорвал на ней рубаху и толкнул ее, повалив на землю.

Из тумана, словно маска смерти, возникло женское лицо — черная, как деготь, кожа, золотая коса, свисающая к петле на шее. В одной ее руке был щит, в другой — огненно-черное копье, а за плечами — крылья, как у гигантского ворона, но из лунного света и теней. Она выкрикнула одно слово: «Один!» — и Тола знала, что это имя означает смерть.

Черное копье тенью метнулось к норманну, чтобы нанести ему удар. Воин упал спиной на мерзлую землю, и женщина, вытащив острый черный нож, последовала за ним. Она схватила его за волосы и сильным движением обезглавила. Затем передала голову Толе, и девушка восприняла ее как прекрасный дар, волшебный цветок. Но ей все еще казалось, что она парит над этой схваткой и смотрит вниз, прижимая отрезанную голову к груди.

Фигуры то появлялись из тумана, то снова исчезали, чтобы явиться в другом виде — в облике женщин, летящих на черных крыльях или спускавшихся на землю на конях из теней и тумана.

Норманны, размахивая мечами, метались во мраке, словно загонщики, направляющие уток туда, где их ждут стрелы и камни из пращей. Она увидела, как один из них был поднят прямо из седла и взмыл вверх, в холодный водоворот. Норманны издавали тревожные крики, лошади панически ржали. Один из всадников вскрикнул — его конь кинулся назад и, встав на дыбы, опрокинулся. Другой норманн размахивал мечом над головой, словно сражался с воздухом. Он тоже упал, хотя она не видела, что выбило его из седла.

Вокруг хлопали крылья, словно в окна билась свирепая буря. Кони хрипели, воины выкрикивали проклятия, а бросающиеся на них женщины издавали свои воинственные кличи.