Солнце все так же полыхало с небосклона, поднятая управляющим пыль поднималась все выше, но прохлады от такой тени не ждал даже Ванька.
Весь день смотрел он на приготовления отца с братом. Плуг – это гажа? Наверное, нет. А лошадь? Наверное, да. Только живая. А солнечная панель на крыше? Кто разберет… Панелями и прочей заумью занимался управляющий, у него бы спросить… Но Трифон за такие вопросы и плеткой стегануть может, так что приходилось гадать самому. У родни тоже особо не поспрашаешь, у них одна пахота на уме. Пахать собирались на лошади, но и Ваньке работы завтра достанет, можно не сомневаться. Вот у мамки спросить бы, но она жила в барской усадьбе, и Ванька ее видел редко.
Солнце наконец закатилось за гору, время ужинать да спать. Ужинать и спать Ванька любил, а вот засыпать – не очень. Ужинали кашей с выданной в честь нового надела тушенкой. Стол то и дело покачивался на неровном полу, отец в очередной раз подсунул под ножку сложенную тряпку, сетуя, что снова забыл нужный инструмент. Вот ужо завтра не забудет и все починит. А Ваньку уже начало клонить в сон. Бабка отвела его в кровать и опять затянула свою волынку.
– …и вот кончалась на земле Энергия, когда понаделали они гажей заумных, технических, хибернетических. И со временем стали гажи умнее людей. Сидели люди в своих гажах и дурнели. А те наоборот. Думали быстрее, а те, что по подобию человека – сильнее любого оказывались. Энергию стали себе забирать, людям козни строить. Леса жечь, тучи стрелять, рынки обрушать. Газами угарными травить, с неба падать. В каждом доме гажей не счесть было, и каждый как-то пакостил. Болезней из-за них развелось: рак, нервопотоз, этот… грибб. А потом сама природа взбунтовалась, трясти начала, города смыло и заместо дна морского пустыни выросли…
Ванька старушечье бормотание не слушал. Половины слов он и вовсе не понимал, а недавно начал догадываться, что бабка сама путается в том, что рассказывает. Так как всякий раз появлялись новые подробности трагедии предков, и они несколько не вписывались в то, что было поведано предыдущим вечером. Да, все зло от гажей технических, это понятно. Но зачем выдумывать то, чего не знаешь? Вернее, зачем выдумывать каждый раз по-разному? Жалко. Хорошо бы узнать, как там раньше было и что стряслось…
Сон уже овладел им в полной мере, бабкин голос превратился в ровный шум, и он все дальше уносил Ваньку в свои призрачные, неведомые глубины. Назавтра предстояло много работы.
Пахали весь день. В обед Ванька еле дополз до обеденной поляны, слопал краюшку с молоком, прилег на взгорок да заснул. Проснулся один-одинешенек. Вскочил, в ужасе протер глаза, выскочил на поле – отец с братом далеко ушли. Чувствуя, как от стыда горят уши, Ванька припустил по вспаханному полю. Пока бежал, все проклял: комья твердой земли торчали вздыбленными острыми гранями, ранили босые ступни. Пришлось перейти на шаг да поглядывать под ноги.
Пройдя полпути, Ванька приметил что-то чуждое среди разбросанных комьев. Пригляделся, нагнулся, подергал. Не вынуть. Неведомый белесый материал торчал твердым острым углом и вполне мог пропороть ногу, наступи на него со всего размаху. Странный материал. С краю твердый, а середина прогибается под пальцами.
Ванька попробовал запомнить место, но вышло очень приблизительно: глазу не за что было зацепиться. Махнув рукой, Ванька посеменил дальше. Его встретили, пожурили, да отправили вперед лошади выискивать опасные камни. Про свою таинственную находку Ванька сообщать не стал, справедливо полагая, что не время сейчас, да и разыскать ее теперь – дело небыстрое, далече ушли. А под конец дня и вовсе забыл обо всем на свете.
Только под вечер, когда снова воротились к началу да разлеглись на взгорке, вспомнил он о странном остром предмете и потянул рядом лежащего брата за рукав:
– Гриш, пойдем чего покажу.
– Отстань.
– Ну пойдем! Там угол! Мне не достать.
Брат с кряхтением сел и покосился на Ваньку:
– Какой угол, чего еще выдумал?
– Пойдем. Тут близко.
Гришка процедил что-то неразборчивое и с сожалением встал на ноги. Ванька припустил вперед и вскоре добежал до места находки. Чудо! И искать нечего – вон он белеет: видно, обтер тогда пальцами, теперь издалека видать!
Брата пришлось подождать – он шел с явной неохотой, нога за ногу – Ванька аж весь испрыгался от нетерпения.
– Вот, вот! – приплясывая, тыкал он. – Ты знаешь, что это? А откопать сможешь?
Гришка изменился в лице, когда увидел неведомый угол. Глаза его округлились. Сглотнув, он присел и потыкал угол пальцем.
– Пластик! – охнул он.