Эссиль в гробовой тишине подошел к смутившемуся Наю и тихо спросил:
– Ты можешь взять меня с собой?
Такого упрямого человеческого лица Най не видел ни на одной картине. Да и не мог видеть. Он угрюмо скосил взгляд на его родителей, и увидел, как Илата твердо покачала головой. Най опустил голову.
– Иди спать Эссиль, – мягко обронила мать. – Наш гость сам не понимает, как и для чего мы живем. Я утром объясню тебе, если захочешь.
В этот момент Най понял, что никогда сюда не вернется. Среди этих людей ему места нет. Он слышал, как Эссиль вздохнул и отправился вон из комнаты.
– Твой пегас готов, – поднялся Маркус. – Пойдем, я провожу тебя, чужеземец.
Най на ватных ногах поднялся и побрел вслед за хозяином. Постепенно он приободрился – гори оно все черным пламенем, у него есть своя жизнь, и жить ее нужно там, среди людей. А бессмертные пусть существуют здесь так, как привыкли. Они непробиваемы. Но вот пацана Наю было жалко.
Их догнала Илата и с криком набросилась на Ная. Оказалось, Эссиль исчез. И он, и его верный Аркун. И даже его огромная раковина. Маркус принялся успокаивать жену и заверять, что их сыну ничего не грозит, где бы тот не находился. Боги его любят и не оставят одного.
Тут над головой спорящих возникло сияние и бессмертные вместе с растерянным человеком уставились на неведомый светящийся силуэт, обернувшийся вскоре вестником, хорошо знакомому Наю.
Лис со вкусом потянулся и смерил бывшего недруга хищным взглядом:
– Что ты тут делаешь, смертный? Тебе давно следовало или поселиться здесь, или улететь к своим хмурым собратьям. Или ты решил помериться с Богами красноречием?
Най молчал, молчали и Илата с Маркусом. В дело вступили вестники Богов, и от них самих, хоть и бессмертных, теперь мало что зависело. Лис покосился вверх, и на землю опустился крылатый конь.
– Садись, человек, лети на свой Архипелаг, и верни отрока родителям. Мы оба знаем, что ты с этим справишься без труда.
Най направился было к пегасу, но дорогу ему вдруг преступил Маркус:
– Нет. Не нужно возвращать нашего сына. Если он захочет, то вернется сам.
Брови Лиса взметнулись вверх в немом изумлении:
– Ты никак решил оспорить волю Богов, Маркус? А что ты можешь предложить взамен?
– Свою жизнь, – ответил бессмертный.
Видимо, это единственный их ответ, пришло вдруг Наю на ум. Что тут у них еще есть?..
– Да будет так, – скользко улыбнулся вестник, и Маркус вдруг пошатнулся. – Правда, это наказание лишь за то, что ты посмел перечить Богам.
Илата кинулась к оседающему на землю мужу и крепко обхватила его руками, пытаясь удержать. Затем яростно взглянула на ухмыляющегося вестника.
– Иди домой, женщина, и ложись спать, – велел тот. – Утром вы снова начнете новый счастливый день. Как обычно.
У Илаты мелькнуло в глазах недоверие, но вскоре исчезло. Богам и их вестникам она верила свято. Бережно положив мужа на темный песок, она понуро удалилась.
– Возврати ребенка родителям, смертный, – процедил вестник. – Прояви свои умения, как ты и обещал покровительнице.
Най, набычившись, смотрел на тело мужчины недалеко от своих ног. Воскреснет он назавтра или не воскреснет – тайна, доступная лишь Богам. Уж по крайней мере Маркус не мог этого помнить и тем более понимать, коли каждый новый день они тут начинают с нуля. И свое бессмертие он без колебаний обменял на выбор своего сына. То есть, не такие уж они тут безвольные, да? Стыд жег душу – если бы он сюда не заявился, не взбаламутил парня…
– Я не полечу.
У вестника брови опять поползли вверх. Лик исказился, явив на мгновение старого ехидного прощелыгу.
– И ты туда же? – изумился он. – Маркус-то воскреснет наутро, а ты нет. Не стоит испытывать терпения Богов, смертный.
– А сам съездить не хочешь?
– Воля бессмертных, даже столь юных, свята. Вестники над ней не властны. Только ты можешь уговорить его вернуться.
У Ная на лице появилась упрямая улыбка. Он отрицательно покачал головой. Лис вдруг стал необычайно серьезен.
– И что ты готов предложить Богам взамен? – вкрадчиво поинтересовался он.
– Свою жизнь, – был ответ. – Я же сам предлагал ему бежать отсюда. Пусть попробует вырасти. Так решил он сам, и отец с ним согласился. Не нам это оспаривать.
– Да будет так, – спокойно кивнул Лис. – Поживешь пока вместо него пару тысячелетий, пока новый дурачок не решит просветить, кто ты есть на этом свете.
И Най почувствовал, что сердце его замедляет бег. Последней его здравой мыслью было, что пара тысячелетий для беспамятного – это немного.